», схожую с урало-алтайской макросемьей, гипотеза о которой была выдвинута российским филологом шведского происхождения и основоположником сравнительной уралистики Матвеем Александром Кастреном (1813–1852). Тем самым, причисляя изначальных скифов или Скифов-Хазар грузинских летописей к угро-финским народностям и считая оных предками носителей вышеуказанных Кавказских языков, Фредерик Дюбуа де Монпере в своем IV томе «Путешествия вокруг Кавказа» никак не отклонялся от основной научной гипотезы своего времени в отношении кавказской этнологии и лингвистики. Наряду с армянским, осетинский язык сильно диссонировал со своими соседями – северокавказскими и картвельскими языками, почему и привлекал многих русских и зарубежных исследователей, пионеров мирового кавказоведения и индоевропеистики.
Итак, публикуемое в IV томе Фредерика Дюбуа де Монпере, использовавшего шкатулочный жанр литературы, т. е. книги в книге, произведение «Осетины Кавказа и их историческая и этнографическая значимость» в буквальном смысле вторая колонна в основании научного осетиноведения, принимая во внимание, что первым столпом является труд «Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807–1808 гг.» Юлиуса фон Клапрота (1783–1835), в котором последний высказал гипотезу о преемственности осетинского (иронкого) языка со средневековым аланским, определив дигорское наречие в качестве диалекта осетинского языка, а не как отдельный язык, что некоторыми исследователями считалось до тех пор. Здесь стоит подчеркнуть следующее: пусть у отдельных знающих лиц и закрадывалось сомнение в посещении Клапротом труднодоступных местностей Северного и Южного Кавказа, в том числе связанных с историей осетинского народа, но обоснованное смелое суждение, выдвинутое этим кавказоведом, по сути обозначило магистральное развитие осетиноведения на два столетия вперед. Фредерик Дюбуа де Монпере не просто развил идею Клапрота о генезисе осетинского языка из средневекового аланского, но и разработал свою оригинальную версию происхождения осетин от древних мидян и приазовских меотов, дав гипотетическую хронологию истории осетинского народа, начиная с XV столетия до н. э. В отношении осетинского языка он подчеркнул его связь с балто-славянскими языками и составил краткий сравнительный осетино-латышско-курляндский словарь, недвусмысленно определив его характер как архаического индогерманского языка, испытавшего на себе воздействие местных «финских», т. е. кавказских языков. О чем он и изложил в своем письме от 23 сентября 1839 года своему наставнику и коллеге – выдающемуся немецкому ученому-естествоиспытателю, путешественнику и географу Александру фон Гумбольдту (1769–1859). Совершенно ясно, что во время описания своего странствования по Кавказу в 1833–1834 гг. Фредерик Дюбуа де Монпере находился под влиянием мировоззрения старшего брата вышеуказанного ученого философа и филолога Вильгельма фон Гумбольдта (1767–1835), выраженного в труде последнего «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества (1830–1835)» (см. Вильгельм фон Гумбольдт, «Избранные труды по языкознанию». М., 1984. С. 37–297). Именно в русле его идей Дюбуа де Монпере рассматривает в части IV тома, посвященной ассам-осетинам, с одной стороны, финно-угорское влияние, а с другой стороны, германско-готское влияние на латышско-курляндский и литовский народы, живописуя их характер в зависимости от силы или слабости данных взаимодействий. Отсюда уже один шаг до классической геополитики, принципы которой выработаны учителем Дюбуа де Монпере немецким географом и иранистом Карлом Риттером, автором не только концепции органической модели государства с его необходимостью «Жизненного пространства» (“Lebensraum”), но и замечательного сочинения «Введение в народоведческую историю вокруг Кавказа до Геродота»: оно еще ждет своего часа перевода на русский язык. Опираясь на знания, полученные от Риттера, в рамках своей миссии и путешествия Дюбуа де Монпере воссоздает наиболее полную на то время антропогеографию Северного и Южного Кавказа. И в ее контексте, по мнению кавказоведа, осетинскому народу принадлежит особая роль – служить смычкой, точкой пересечения, если угодно, преломления балто-славянской и индоиранской цивилизаций, изначально близкородственных, вышедших из одного источника, но разошедшихся во времени и пространстве, обретших свои коллективные кармы, запечатленные в душах народов, составляющих эти цивилизации. И в этой связи изумителен сам факт того, что название крупнейшей части света Азии с населением более четырех миллиардов человек произошло от небольшого в общем народа ассов-осетин, известного в письменной истории со времен Геродота и занимавшего территорию Верхней и Средней Кубани (Гипанис древних греков), которая и называлась изначально Азией или Асией, что обстоятельно доказал в своем труде об осетинском народе Фредерик Дюбуа де Монпере. Эти места яссы, ассы или осетины-аланы населяли еще в Средневековье, пока их православное государство не оказалось окончательно уничтоженным Тамерланом на исходе XIV столетия, а столица Castellum Alanorum или Магас, находившаяся на Шелковом пути и имевшая более 15 тыс. жителей, не превратилась в безлюдные руины. Сегодня это Нижне-Архызское городище (Карачаево-Черкесия), поражающее красотой древних аланских храмов и ликом Христа на горе Мицеште – открывшимся после удара молнии в скалу в мае 1999 года творением неизвестного аланского иконописца XI столетия, выполненном
