Русалим. Стихи разных лет. Станислав Минаков

      О! Видишь – в вышиванках малороссы.

      Ты спрашиваешь, что они несут?

      Скорей всего, херню. Твои вопросы

      смур прикровенный из меня сосут.

      Ни сейнера на рейде, ни фелюки.

      Маяк, который нынче будет кость,

      застрявшая в кривом зобу падлюки,

      сквозь сумерки моргнул… Причём здесь злость?

      Ау, коньяк! Салют тебе, «Марсель»!

      Донецкий бренд, неведомый досель,

      гортань неприхотливую согреет.

      Над маяком баклан упорный реет.

      Хохол, грустя, «спiває пiсняка»;

      ему бы вторил жид наверняка,

      но вот кацап, гадюка, дню довлеет —

      и не поёт, а мекает и блеет.

      Да мы ж с тобой горазды песни петь!

      К моим очкам твоя преклонна чёлка.

      Давай же пожужжим, златая пчёлка,

      ужели звуки не раздвинут клеть?!

      Соединяет мелос, а не плеть.

      Хотя и в это верится всё реже.

      Любившему сидеть на побережье

      добавь пииту в невод или сеть:

      какой дивертисмент бы ни лабал ты,

      иным пейзажем тешатся прибалты —

      те братья, что всегда уходят в лес;

      теперь у них вояки из СС

      назначены героями народа.

      Скажусь Козьмой, блюдущим политес:

      «Леса, моря и горы суть природа;

      се наша мать! С народами – и без».

      Мы тоже мир. Спасаемый иль адский?

      О нас ли плакал праведник Кронштадтский

      в Ливадии, держа в руках главу

      почившего о Бозе Государя2?

      …Сопляк бухой кричит барме́ну: «Паря,

      когда, в натуре, подадут халву?»

      Прожектор чает правды, молча шаря;

      и чайки почивают на плаву.

      Орга́н ливадийский, берущий у моря взаймы

      гудение раковин, шорох, волнение, шум,

      заблудших избавит на час от тюрьмы и сумы,

      даря утешенье взамен растранжиренных сумм.

      Светильник горит, и на ёлке – цветные огни.

      В сочельник, у края земли, – нужно слушать орга́н.

      С трубою труба говорит, значит, мы не одни.

      И пальцем слюнявым листает листы Иоганн.

      И, вторящий Баху, возносит из бездны слова

      Франц Шуберт безумный – Святую Марию зовёт.

      И коль со слезою роняет печаль голова,

      то правду тебе говорили про «вечный живот».

      Девчонка играет, убрав на затылок пучок

      излишних волос; и жужжит в судьбоносной трубе

      поломанный клапан – живой громовержец-жучок,

      но он не помеха молитве – товарищ в мольбе.

      Ни смирны, ни ладана, Господи, нет у меня,

      да – кроме любви – за душою и нет ничего…

      Сосна италийская тает в окошке, маня

      в безснежье, в теплынь, в торжество

Скачать книгу