Русалим. Стихи разных лет. Станислав Минаков

      и согбенную спину, поникшие руки,

      ветхий кров возле Геннисаретской излуки.

      А вдали, как поведано в Новом Завете,

      оба-двое видны – зеведеевы дети,

      что влекутся пустыней, оставивши дом их,

      посреди первозванных, Мессией ведомых.

      Да, мы видим: они, Иоанн и Иаков,

      впредь ловцы человеков – не рыб и не раков —

      босоного бредут посреди мирозданья

      нам в укор и в усладу, в пример, в назиданье.

      Вот – пред тем, как приблизится стражников свора,

      сыновья Зеведея в сиянье Фавора,

      вот – заснули под синим кустом Гефсимани —

      от печали и скорби, как будто в тумане,

      и всегда – как надёжа, защита, основа —

      обнимает Иаков, старшой, Богослова.

      Нам откроют деянья, где явлены братья:

      Иоанн златокудрый – ошу́ю Распятья,

      и, сквозь дымчатый свет тополиного пуха,

      мы Святаго увидим сошествие Духа,

      а потом – как, зашедшись от злобного хрипа,

      опускает Иакову Ирод Агриппа

      меч на шею, святую главу отсекая;

      у апостольской святости участь такая.

      Дальше мы озираем весь глобус как атлас:

      Компостеллу из космоса видим и Патмос,

      и Сантьяго де Куба, Сантьяго де Чили…

      Это всё мы от братьев навек получили

      в дар – свечение веры, величие жертвы.

      Те, что живы, и те, кто пока ещё мертвы,

      грандиозную видят Вселенной картину,

      окунаясь в единую света путину,

      где пульсирует Слово Христово живое,

      за которым грядут зеведеевы, двое.

      …Да, понятен посыл, и отрадна идея.

      Отчего же мне жаль старика Зеведея?