style="font-size:15px;"> Братья радостно шли по хрустящему снегу и смеялись, забыв, что давно уже голодные и устали. А сестра сказала:
– А теперь все вместе: «Рождество, Христе Боже наш, – спасибо!»
Пропели и поспешили в избу. А там горько плакала мама – пропали дети! – так горько, что и соседка-старушка не могла её утешить. И когда радостные дети вошли один за другим в избу, мама лежачая тихо вскрикнула:
– Да где же вы были, родненькие?!
– Рождество встречали!
– Первые! – петушком оповестил Николушка. – Во! – и выше поднял пакет с подарками.
Зашумели, загалдели, начали заглядывать друг другу в пакеты и обступили плачущую маму. – Да вы хоть толком скажите… И Нина сказала:
– Добрый Старичок – Рождество! Он и тебе подарок прислал, только маленький. И велел завтра всем в церковь – и тебе тоже. – Она не решалась передать маме маленький пакет, хотела отдать свой, большой, но страшилась ослушаться Старичка. Нина опустила глаза и повторила: – А тебе, мама, маленький подарок… но мы поделимся!
Мать взяла бледными расслабленными руками пакет, раскрыла его, достала большую просфору – и ахнула:
– Господи, где же вы взяли Богородичную просфору?! Да большая – никогда такой и не видывала, – прошептала она и со слезами радости начала целовать просфору. – Где же вы Рождество встретили?
– А на просёлке, за боровым лесом, – радостно ответила Нина.
У матери и язык отнялся – это ведь за семью верстами!
А рано утром, когда дети ещё спали, мама Маруся поднялась с постели, со слезами помолилась перед иконами, съела половину большой просфоры и впервые за время болезни сама взялась хозяйничать… Уже и печь протопилась, и в избе стало совсем тепло, и окна из чёрных стали серыми, когда вдруг в окно резко кто-то постучал. Мария отвела рукой занавеску – за окном мужчина в полушубке, а за ним пара лошадей с розвальнями[8].
– В церковь, к Николе, повезу! – крикнул с улицы возница. Мария руками развела – не собраны.
– Время терпит, собирайтесь! – и возница весело засмеялся. – С Рождеством!
И тотчас дети проснулись: скоренько к умывальнику, живее одеваться – а ну как добрый Старичок на лошади! А тут и маменька на ногах, и она с ними!
И запели:
– Рождество Твое, Христе Боже наш!..
И не до еды – какая еда! Быстро снарядились – и на улицу… Возница усадил всех в розвальни, укрыл тулупом и взялся за вожжи:
– А ну, залётные!..
Скрипнули розвальни – и запели полозья дорожную песню. Экая радость!
Когда же проезжали мимо проулка, все увидели Захара: левая щека его была завязана чёрным платком… После святок он снял повязку, и удивились люди: на щеке у него запечатлелась огненно-коричневая ладонь. И в деревне такой приговор вынесли:
