rel="nofollow" href="#n177" type="note">177. С другой стороны, можно констатировать, что сакрализация образа личности И. Некрасова носила характер «разового применения» – она не была перенесена, например, на его сына Михаила, либо других атаманов Кубанского (ханского) казачьего войска. В любом случае И. Некрасов обрел в глазах создателей и носителей данной культурной традиции высокий социальный статус и признание еще при своей жизни, о личности которого лично, надо думать, знали, не только крымские ханы, но, возможно и турецкие султаны.
Что касается последних, то можно привести ряд свидетельств ученых о самом пристальном внимании Османов и представителей турецкой администрации в Причерноморье к этой группе казачества, снискавшей по отношению к себе многолетне лояльное и даже заботливое отношение правящих крымских ханов. Так, еще в 1711 г., по данным А.Д. Бачинского, султанское правительство предлагало кубанским казакам переселиться в пределы Османской империи178. Примерно в середине XVIII в. (до 1753 г.), султанская воля помогла казакам разрешить вопрос обретения ими священника; тогда они обратились в Стамбул с просьбой, и султан приказал крымскому архиепископу Гедеону рукоположить в архиерейский сан казачьего «кандидата» – монаха Феодосия, что тот, несмотря на первоначальный отказ, затем исполнил – под угрозой применения насилия по отношению к себе турецкого паши и отряда яныча179. При этом у автора настоящей статьи нет никакого сомнения в том, что некрасовцы превосходно знали о таком своеобразном к себе отношении, ничуть, впрочем, не боясь снова и снова обращаться к султану с прошениями. Характерная, поэтому, для данной парадигмы отношений казаков с верховной властью Османской империи история произошла в Стамбуле в 1755 г. Тогда купец из Малороссии И. Васильев встретил в Стамбуле в гостях у другого купца, Е. Пирожникова, кубанских казаков, прибывших с письмом к султану180 и просивших Пирожникова о переводе этого послания на греческий язык. Тогда, кстати, российские «доброхоты», сам Васильев и его брат священник, стали отговаривать казаков от этого шага, обещая всепрощение Елизаветы Петровны – вследствие чего казаки якобы склонились к тому, решив, однако, «для полезнейшего им совета, и от всего Кубанского войска (выделено мной. – Д. С.) согласия и в том подтверждения ехать в Кубань»181. Вместе с тем подчеркну, что данное свидетельство является еще одним бесспорным доказательством существования у казаков Крымского ханства войсковой организации182.
Еще более «личностные» отношения связывали кубанских казаков-некрасовцев с ханской династией Гиреев, подданными которых казаки являлись. Характерно, что еще «старые» кубанские казаки имели возможность напрямую обращаться к хану в случае притеснения их кубанскими ногайцами или местной администрацией, всегда получая желаемый для себя результат своих обращений183. Некрасовцы также избрали для себя путь верноподданнического отношения к правящим ханам, что в числе прочих оснований
РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 474. Л. 2 (документ любезно предоставлен автору В. И. Мильчевым).
Там же. Л. 2об.
