Вера предков.
До середины 90-х годов ускользали от внимания смысл и внутренняя направленность собственных произведений, которые были написаны не обычными словами, а поэтическими символами, каждый из которых нуждался в наполнении соответствующим ему содержанием. Проникновению вглубь поэтического текста мешало моё безбожное сознание! И это несмотря на то, что упоминание о действиях Промысла Божия в отношении отдельных людей присутствует в стихотворении «Сентябрь», из поэтического цикла «Времена года и Двенадцать Месяцев», черновой вариант которого был создан в первой половине 70-х годов в Англии, в Лондоне.
Как чист и поэтичен ныне твой язык, Сентябрь!
Какими образами дивными расцвечен!
Глубок, таинственен, как для толпы – алтарь,
И прежнею печатью – Мудрости – отмечен.
Но люди смысл его постигнут ли, скажи, когда?
Тревогой, болью наполняюсь год от года:
Как пропасть глубока, мне видится вражда,
Что разделяет два великие народа3.
Как червь мне точит душу всякий нравственный урод, –
С тобой же встречусь, и приходит исцеленье:
Всё так же сладок мне Познанья дивный плод, –
Душе восторг он дарит, сердцу – вдохновенье.
Как старца мудрого, неспешно речь твоя течёт, –
Не оттого ли манишь так воображенье?
Вот, пламенея взором, вновь шепчу: «В полёт!
И да исполнится судьбы предназначенье».
Осмысление того, что каждый серьёзный шаг в жизни человека, от рождения наделённого способностью творить с помощью слов, с первых шагов сознательной жизни направляется Высшими Силами по тернистому пути ввысь, к истокам истинных, от Бога получаемых, знаний, пришло ко мне в 1995 году. Тогда же я начала понимать и другое: что именно с целью подготовить сознание такого человека к переходу от одного этапа творчества к другому, более высокому, ему и посылаются Промыслом Божиим встречи с людьми, свыше отмеченными печатью, пророческие сновидения, чудесные видения души, духовные прозрения сердца, небесные знамения или самые настоящие чудеса. Поскольку же всё это было в изобилии явлено мне за годы жизни в Норвегии, недостатка в сюжетах я не только не испытывала, но время от времени отмахивалась от них – с помощью пера.
О норвежцах обычно говорят, что они рождаются с лыжами на ногах. После возвращения из Норвегии на Родину я как-то в шутку заметила о себе, что, скорее всего, родилась с пером в руках.
В самом деле: уже начиная с пятого класса, что бы со мной ни происходило – хорошего или плохого, – я спешила запечатлеть случившееся в дневнике. Эти записи, выступавшие чаще всего в форме писем, адресованных кому-либо из школьных товарищей или учителей (но никогда никому не посылавшиеся!), переросли вскоре в стихи. Когда это произошло, к удивлению моей первой в жизни русской учительницы, я заговорила не прозаическим языком, а стихами.4
Подразумеваются Английский и Русский народы.
О Бессарабии у Пушкина есть два прекрасных стиха:
В память о том, что за время кишинёвской ссылки поэт прошёл пешком из Кишинёва до города Болград (Болгарский город), в двенадцати километрах от которого расположено родное село автора – Кайраклия, также населённое болгарами, в его центре был разбит «Парк Имени Пушкина», ставший со временем любимым местом влюблённых болградцев.
