«Галицко- русскую Матицу» и др.? Кто с самого 1848 года издавал газеты? Кто отстоял русскую азбуку во время покушения на нее гр. Голуховского? Кто мужественно защищал церковь и её верных от латинщенья? Кто в законодательных собраниях и перед правительством выступал в защите прав русского населения Галичины и кто его защищал перед поляченьем? Если г. Маковей ныне насчитал в Галичине и Буковине только 5000 человек малорусской интелигенции, то сколько могло её быть 20–30 лет тому назад, не говоря уже в 1848 году? Всего несколько десятков человек, которые из сил выбивались, трудясь над собственным образованием и над просвещением народа. И можно ли ту интеллигенцию упрекать в лености? А украинофилов в роде г. Маковея в Галичине не было даже до 1863 года. Наши деятели не вследствие лености «ухватились за идею готового русского языка», только вследствие убеждения, приобретенного научным трудом, что это язык, выработанный культурою и историею для всего русского народа. Они были слишком умны, слишком образованны и слишком горячо любили Русь, чтобы вместо принять существующий уже и к тому родной образованный язык, делать бесплодные попытки к образованию отдельного языка. Конечно, г. Маковею, считающему русский литературный язык чужим, это не нравится, но ведь тогда еще г. Маковея не было на свете и нашим труженикам пришлось обойтись без его «прогрессивного» совета. Причины, почему галицко-русские деятели, как говорит г. Маковей, «не пожелали быть хозяевами в собственном доме, предпочитая стать лакеями другого народа», поясняет один из участников и сотрудников возрождения Галицкой Руси, Н. Устианович, следующим образом6: «Не имея ни случайности, ни средств изучить язык общелитературный русский, я был сторонником дуализма и защищал наречие галицкое, надеясь, что оно сольется с говором украинским и очистится вместе с тем от пестроты, нанесенной соседним польским языком. Но познакомившись с временем с великорусскою литературою и изучивши основнеe галицкое наречие, я убедился, что грамотный язык великороссов есть создание сугубое, построенное, однако, на южнорусских основаниях, что к тому письменность великоросса, а его произношение не есть одно и тоже, ибо он пишет по-нашему, а произносит на свой лад, как это делают немцы, итальянцы, французы, у которых еще большее различие в наречиях и что, наконец, по мере развития галицкого простонародного говора по строгим правилам языкословия последует безусловно то, что предвозвестил А.С. Петрушевич на «соборе интеллигенции галицко-русской» 1848 года: «Пускай россияне начали от головы, а мы начнем от ног, то мы раньше или позже встретим друг друга и сойдемся в сердце». В другом месте того-же «Сборника» Н. Устианович говорит: «В редакции «Вестника»7 при помощи Ивана Головацкого, Б. Дедицкого и М. Коссака я пытался по возможности очищать галицко-русское наречие от полонизмов и сближать его к литературному языку, как это было решено на «собор» 1848 года.»
Если бы, какъ утверждает г. Маковей, в 1848 году «галицкие малороссы выступили на арену политической