бы такую же физиономию.
– Иными словами, вы довели бедных девиц до полной апатии своими нравоучениями, нудными занятиями и постоянной зубрежкой?
– Вы можете смеяться надо моими методами, – с не меньшим достоинством произнесла я. – Но уверена, вы больше не услышите недостойных сплетен ни об одной из юных леди Квадриш!
“Кем бы они ни были” – добавила про себя.
Он кивнул. Видимо, я была в достаточной степени убедительна.
– Тогда последний вопрос… – мой наниматель выдернул из лежащей перед ним папки один лист, и у меня похолодели руки.
Мой портрет!
Точнее, портрет настоящей Агаты Сильвант, имеющий со мной лишь отдаленное сходство. Пришлось немало потрудиться, чтобы добиться максимального соответствия. Неужели даже перекраска волос не помогла? Иначе почему бы Линдехолл стал так настороженно переводить взгляд с него на меня?
– Слушаю вас, сэр, – произнесла я еле слышно, пытаясь при этом одновременно пониже опустить голову и не потерять при этом воображаемую кочергу, которая заставляет меня держаться как леди.
– Чем вы так рассердили художника, что он решился изобразить вас так… дурно?
И всего-то?
– Боюсь, он не оценил моих высказываний о современном искусстве, – ответила я, в надежде, что лорд не заметил моего облегченного выдоха.
– Иными словами, вы достали и его, – констатировал хозяин дома. – Что ж, возможно, мне стоит познакомить вас с дочерью.
Глава 2
Неужели все прошло гладко? Сердце радостно стукнуло.
– Буду рада. Уверена, юная леди Линдехолл – чудная девочка и мы быстро найдем общий язык, – произнесла я, стараясь улыбаться не слишком широко.
Если уж этому семейству нужна самая чопорная гувернантка в мире, клянусь, не дам ни уголкам моего рта, ни кончику мизинца выйти за рамки, установленные этикетом. Буду святее всех святых.
– Вы подобрали правильное слово. Моя дочь на самом деле совершенно чудная юная особа, – сказал он безо всякого оттенка отцовской гордости в голосе. Скорее уж, я бы назвала его тон озабоченным. – Именно поэтому есть одно важное условие.
Он поднялся из кресла (надо же, какой высокий!), подошел к двери, провернул в замке ключ, вынул его и демонстративно сжал в кулаке. Мы оказались заперты в его кабинете.
У меня сжался желудок, а сердце будто застыло.
Неужели я рано обрадовалась? Он сразу меня раскусил, а потом просто заговаривал зубы? А условием будет раскаяться, сдаться властям и искупить свои грехи на каторге? Извините, но что-то не хочется…
– Сэр, вам не кажется, что ситуация принимает несколько… двусмысленный характер, – протянула я дрожащим голосом.
– Вам нечего опасаться, – в его голосе слышалась насмешка. – Просто разговор требует особой конфиденциальности.
Он прошагал мимо меня к стене и, отодвинув в сторону картину, обнажил дверь
