женой, и теперь они строят козни Вамбу, старшей жене.
– Ты всегда можешь развестись с ней и вернуть ее в шамба ее родителей, – указал я.
– Она стоила мне двадцать коров и пять коз! – возопил Коиннаге. – Ее семья вернет их?
– Разумеется, нет.
– Тогда я не отправлю ее к родителям.
– Как тебе будет угодно, – я пожал плечами.
– Кроме того, она очень сильная и очаровательная, – продолжал он. – Я просто хочу, чтобы она прекратила ссориться с Вамбу.
– А из-за чего они ссорятся?
– Из-за всего. Кто будет носить воду, штопать мою одежду, чинить крышу моей хижины. – Он помолчал. – Они даже спорят, в чью хижину я должен прийти ночью, как будто мое мнение в этом деле никого не волнует.
– А насчет идей они не спорят? – спросил я.
– Идей? – не понял он.
– Которые можно почерпнуть из книг.
Коиннаге рассмеялся.
– Они ведь женщины, Кориба. Зачем им идеи? – Он помолчал. – Да кому из нас вообще нужно особо задумываться?
– Не знаю, – уклончиво ответил я. – Я просто спросил.
– Ты чем-то встревожен, – отметил он.
– Должно быть, виной тому помбе, – сказал я. – Я старик, а напиток, похоже, слишком крепок для меня.
– А все потому, что Кибо не слушает, когда Вамбу говорит ей, как варить помбе. Наверное, мне все же следует отослать ее. – Он посмотрел на Кибо, прошедшую мимо с вязанкой хвороста на гибкой, сильной спине. – Но она так молода и красива. – Внезапно взгляд его обратился к деревне. – Ага! Старый Сибоки наконец-то умер.
– Откуда ты знаешь? – спросил я.
Он указал на поднимающуюся к небу тонкую колонну дыма:
– Вон жгут его хижину.
Я взглянул в том направлении.
– Это не хижина Сибоки, – возразил я. – Его бома западнее.
– Кто же еще из стариков или больных мог умереть в нашей деревне? – спросил Коиннаге.
И внезапно я понял, как понимал, что Нгаи восседает на Своем троне на вершине священной горы – я понял, что Камари мертва.
Я максимально быстро направился к шамба Нджоро. Когда я пришел, мать Камари, ее сестра и бабушка уже пели погребальную песнь, а по их щекам катились слезы.
– Что случилось? – спросил я у Нджоро.
– Почему ты спрашиваешь, когда ты лишил ее жизни? – с горечью ответил тот.
– Я не лишал ее жизни, – сказал я.
– Разве не далее как сегодня утром не ты пригрозил наложить на нее таху? – не унимался Нджоро. – Вот ты его и наложил, и теперь она мертва, а у меня осталась только одна дочь, за которую я могу получить выкуп, и мне пришлось сжечь хижину Камари.
– Кончай тревожиться о выкупах за невест и хижинах и скажи мне, что случилось, иначе ты узнаешь, что такое проклятие мундумугу! – напустился на него я.
– Она повесилась в хижине на полосе
