клятву верности, но уже после убийства верховного шамана наг я решил, что не буду никого звать или, тем более, просить вступить в клан, а строго наоборот: начну тщательно отбирать самых достойных для вступления и даже устраивать для них экзамен. Когда мы выберемся, естественно.
– Уверен, что нам туда? – спросила Аи, глядя в темноту коридора. – Все же тут безопасно… относительно. А там какая-то мгла.
– Судя по карте, мы на самой вершине пирамиды, а нам нужно к основанию, – спокойно ответил я, пытаясь сориентироваться в весьма подробной, хоть и сильно устаревшей схеме. Устаревшей, потому что ее составляли еще при строительстве, когда первый этаж действительно был первым, возвышаясь над землей, а водохранилище – небольшим комплексом отдыха с бассейном. – Пока Шунюан жив, он останется угрозой для всего острова.
– Обещай, что дашь мне его прикончить, – сказал Ичиро, сжимая рукояти мечей.
– Если это не будет угрожать жизням остальных – без проблем, – пожал я плечами. – Хорошо, выдвигаемся. Этот этаж самый маленький, такой же, как подвальные помещения. Каждый следующий увеличивается примерно на двести метров в диаметре… самый нижний должен походить на что-то вроде подземного города пятикилометрового диаметра.
– Ого, такая махина под землей? – удивленно спросил Хироши. – Наверное, там проживает огромное количество… кто бы там ни жил. Интересно, чем они питаются? Как живут без солнца? Наверное, у них вместо кошек и собак слизни в качестве домашних животных.
– Как же я жил без твоей саркастической непосредственности? – покачал я головой, беря глефу наизготовку. – Ичиро, на вас первая линия. Разведка на тройке Джиан. Тише эльфов мы ходить все равно не сможем. Держите наготове снаряды с чернилами. То, что демон с нами не разговаривает, еще не значит, что он не наблюдает за нашими перемещениями.
– Стены идеально гладкие, – сообщил через несколько часов Бом. – Словно их шкуркой обрабатывали. А углы при этом острые и точные, хоть и видны потертости. Какой удивительной магией создавали это сооружение?
– Эта магия называется трудолюбием, юный дварф, – раздался голос со стен. – Когда людские страсти не берут верх, они способны создавать удивительные произведения искусства. Вот только оценить их некому, ведь сами же люди убивают всех, кто способен насладиться зрелищем великолепных картин, статуй и строений. Человечество породило несколько миллионов художников, писателей, поэтов, музыкантов и композиторов. И несчетные миллиарды убийц, грабителей, насильников и маньяков.
– Сказал тот, кто убил несколько десятков и собирается прикончить еще столько же, – ответил я, вглядываясь в темноту. – Убивая убийцу, ты сам становишься убийцей. А если двух, то в мире становится больше на одного маньяка-мстителя. Чем ты лучше? Лишь тем, что осознаешь всю бренность бытия, прожив тридцать тысяч лет?
– Не шути со мной! Пусть ты и не помнишь, что натворил, зато я все знаю и заставлю тебя
