печали и переживания друг друга. Они еще долго сидели на полу и молча наблюдали за огнем, танцующим на углях, а когда пламя потухло и свет луны проник в углы темной комнаты, Эвон уложил Юри спать. Накрыл ее одеялом, словно маленького ребенка, поправил подушку и аккуратно убрал с лица щекочущие пряди волос.
– Светлых снов, – сказал он и, закрыв дверь, ушел.
Юри знала, что он направился к Соно. Эвона вновь ждала бессонная ночь.
Первые лучи солнца упали на сомкнутые веки – и Юри прикрылась рукой. От холода, за ночь застудившего комнату, она поежилась и плотнее укуталась в теплое пуховое одеяло. Сев, Юри уставилась в стену невидящим взглядом и тяжело вздохнула, чувствуя себя совершенно разбитой. Боясь увидеть очередной пророческий сон, Юри проворочалась всю ночь. Будила себя, стоило хоть ненадолго задремать, смотрела в потолок и щели между досками, из которых, казалось, выползали страшные тени. Но даже они нравились Юри больше, чем те, что терзали ее тело в недавнем сне. Странные, говорящие человеческими голосами туманные силуэты накинулись на нее, стоило ей позвать Юстина. Они когтями впивались в кожу и застилали черной дымкой глаза, не давая ей разглядеть брата. Жужжа, словно пчелы, мешали расслышать голоса святых. Но до появления силуэтов Юри успела увидеть драгоценные камни на мраморном столе. Олхи собирались покинуть этот мир, а чтобы позже вернуться, решили заточить свои души в камни. Получилось ли у них, Юри так и не узнала.
Ветер завыл в щелях дома, будто подгоняя Юри на завтрак, и она послушно ступила на холодный пол. На сундуке была свалена куча вещей, среди которых Юри нашла то, что хотела надеть сегодня. Аскарские мастерицы сшили для них с Далией новую теплую одежду. Ткань уже успела пропахнуть костром и хонгом, который пролил на Юри изрядно пьяный воин на пиру в честь свержения короля Олафура. Даже после стирки от накидки и рубашки тянуло дымом, спиртом и хвоей. Но, несмотря на это, Юри с большим удовольствием кутала тело в эти меха. Особенно по утрам. Брюки, обтягивающие худые ноги, Юри заправила в высокие ботинки. Рубашку стянула корсетом из кожи дикого зверя и толстых длинных костей рыбы, что водилась в Незамерзающей реке, а плечи укрыла длинной накидкой. Белый мягкий мех на изнанке напоминал шерстку кроликов, которых Юри видела в Арасе, но аха сказали, что это шкуры северных лисиц: на них жители столицы охотились в горах. Юри не любила побрякушки и никогда не носила ничего лишнего. Но теперь у нее появилась вещица, с которой Юри не расставалась даже по ночам. Она застегнула на бедре тугой ремешок с ножнами, в которых хранился клинок Куана. Тот самый, что порезал ей щеку. Тот самый, что чуть не убил Соно в тот день, когда Куан ворвался в покои Юри и, повалив ее на пол, силой удерживал в своих объятиях. Юри силилась забыть холод металла, что вспарывал ей кожу. Шершавый язык Куана, который слизывал ее кровь, запах из его рта и безумные черные глаза. И Юри могла забыть, ведь она уже научилась стирать жгучие воспоминания, но выбирала помнить. Из-за Соно. Из-за страха, что он погибнет, оставив ее одну. Юри не забудет о Куане, и тогда ее ненависть поможет отомстить за Соно.
Юри
