мы могли бы миллион раз. Например, когда, напиваясь на студенческих вечеринках, оказывались в одной постели… Но даже тогда у нас не возникало желания переспать друг с другом. А если и возникало, мы оба понимали, что, разорвав эту нить, потеряем гораздо больше нежели получим от временного сомнительного удовольствия. Мы потеряем нашу дружбу. То доверие и взаимность между нами, которыми, порой, не могут похвастаться любовники и семейные пары.
– Ну иди ко мне, мой настоящий, – не выдержав патетичности момента, раскинула руки в стороны, приглашая в объятия вскочившего с места друга. – С Наступающим! – расцеловала Илюшу в колючие щеки, когда он ко мне нагнулся. – Будь всегда таким, какой ты есть… Ну и… желаю найти ту, которая сможет тебя поразить! – расхохоталась я.
Илья – перманентный холостяк. Не знаю, возможно, это издержки его профессии, но Туман – настоящий кобель, который, по его же словам, в женщинах видел все и даже больше!
– Тогда у нее должен быть член, Волкова, – весело хмыкнул друг. – Потому что ничем другим меня точно не удивишь! Но спасибо за поздравление, это было мощно!
– Пошляк! – скривилась я. – Я о душе, Туманов, о тонкой душевной организации, а ты вечно все опошлишь, – махнула на него рукой.
Еще пару минут мы потрепались ни о чем, прежде чем, натянув профессиональную озабоченность на лицо, Илья сообщил:
– Утром анализы твои пришли…
И сделал это так, будто вынес смертельный приговор.
– Ну ты знаешь, как испортить момент… – я закатила глаза, падая на стул для пациентов напротив его рабочего стола.
– Что поделать, профессия обязывает. Аffectus obnubilare animus (прим.автора: чувства застилают разум), – пробормотал философски Илья, открывая электронную карту в компьютере. – Та-а-ак… – глядя в монитор, нахмурился до глубокой вертикальной линии в межбровье, отчего я рефлекторно нахмурилась тоже.
Под ложечкой неприятно засосало.
– Что там? – я вытянула шею, пытаясь заглянуть в свои анализы, но Илья резко хлопнул ладонями по столу, переключая моё внимание на себя.
– Так, Алена Алексеевна, а давайте я вас посмотрю, – и криво улыбнулся, кивая на кушетку.
В этот момент по моему позвоночнику пробежал озноб.
– Туманов, ты меня пугаешь…
– Давай-давай, Волкова, снимай трусы, дело-то житейское, – отшутился он, но его взгляд так и остался каким-то задумчивым.
Такой… Очень внимательный врачебный взгляд. До боли знакомый.
– Илья… я переживаю… – сощурилась, глядя на него.
Быть пациентом, когда сама врач, – задача практически невыполнимая. Ты примерно представляешь, какое дерьмо может стоять за сощуренным взглядом, за вверх вздернутой бровью или ободряющей фразой лечащего врача. Ведь ты сама так смотришь, когда у твоего пациента маячит так себе перспектива.
– А чего ты переживаешь? Что я там не видел? – Туман весело мне подмигнул.
Это правда. Между моих разведенных
