которая проявляется в трех формах: «пузырь, отростки во все стороны, ряд (сегменты)»[35]. Форма пузыря часто ассоциируется с эротичностью, такие части тела, как живот, зад, женская грудь, согласно классификации Липавского, вызывают чувство вожделения и ужас тем, что «чем неспециализированнее часть тела, чем меньше походит она на рабочий механизм, тем сильнее чувствуется её собственная жизнь»[36]. Например, груди и ноги пугают тем, что ведут «независимый образ жизни».
Липавский наделяет качествами монструозности совокупляющиеся тела для детского сознания, «ведь тогда человеческие тела похожи на двух подводных чудовищ, встретивших друг друга после долгой разлуки. И движения их – движения гусеницы перед окуклением»[37].
В мировоззренческой пресуппозиции Липавского лежит следующая аксиология[38]: динамика – это хорошо, статика – плохо. Вещи предметны, а сознание бесформенно. Фундаментальный ужас вызывают явления, которые теряют свою бытийную сущность: заснувшее царство, застывшая вода, остановившееся время. Вещи растождествляются с собой, теряя свою динамичность, изменчивость, движение, что составляет их природу. И, наоборот, то, чему суждено быть застывшим, приводится в движение. Липавский привел пример с желе, которое при своей статичности как блюда обладает динамикой «подрагивания»: «Оно было подобно глубоководному чудовищу, вытащенному сейчас сетями из темных морских долин. Оно еще сохранило свою зыбкую форму медузы. И дрожь его была мелким и частым дыханием, медленная смерть»[39].
Если Липавский был уверен, что движение является неотъемлемой частью природы человека, то самым страшным в данной логике является остановка. Она может происходить не только в физическом смысле, но и внутри нас, вызывая неприятные ощущения. «Каталепсия времени» является предметом описания «Исследование ужаса»: сознание феноменологически фиксирует, что «время готовится остановиться. День наливается для вас свинцом. Каталепсия времени! Мир стоит перед вами как сжатая судорогой мышца, как остолбеневший от напряжения зрачок»[40]. Это описание остановки времени, сопровождающееся предчувствием несчастия и беззащитности перед огромным миром.
Русским авангардистам был присущ «культивируемый отказ» от традиции, исторического опыта и даже здравого смысла, что привело к возникновению доверия к собственному опыту. Липавский также разделял это доверие. Хотя на первый взгляд может показаться, что Липавский строил безальтернативную Вселенную, он не утверждал универсальную истину для всех.
В своих рассуждениях Липавский выступает в роли ницшеанца, творящего смыслы и демонстрирующего примеры трансформативного словесного творчества. Поэтому его новаторское и активное письмо, полное диалогов, с трудом улавливается в письменной форме, оставляя лишь бледные отпечатки дружеских разговоров, подобных тем,
Наст. изд. С. 49.
Наст. изд. С. 53.
Аксиология – раздел философии, изучающий системы ценностей. –
Наст. изд. С. 38.
