Проза (сборник). Марина Цветаева

      «Барышня, а курят! Оно, конешно, все люди равны, только все же барышне курить не годится. И голос от того табаку грубеет, и запах изо рта мужской. Барышне конфетки надо сосать, духами прыскаться, чтоб дух нежный шел. А то кавалер с любезностями – прыг, а вы на него тем мужским духом – пых!

      Мужеский пол мужского духа теперь не выносит. Как вы полагаете, а, барышня?»

      Я: «Конечно, вы правы: привычка дурная!»

      Другой солдат: «А я, то есть, товарищи, полагаю: женский пол тут ни при чем. Ведь в глотку тянешь, – а глотка у всех одинакая. Что табак, что хлеб. А кавалеры любить не будут, оно, может, и лучше, мало ли нашего брата зря хвостячит. Лю-бовь! Кобеля, а не любовь! А полюбит кто – за душу, со всяким духом примет, даже сам крутить будет. Правильно говорю, а, барышня?»

      Я: «Правильно, – мне муж всегда папиросы крутит. А сам не курит». (Вру.)

      Мой защитник – другому: «Так они и не барышни вовсе! Вот, братец, маху дали! А что же у вас муж из студентов, что ль?»

      Я, памятуя предостережения: «Нет, вообще так...»

      Другой, поясняя: «Своим капиталом, значит, живут».

      Мой защитник: «К нему, стало быть, едете?»

      Я: «Нет, за детьми, он в Крыму остался».

      – «Что ж, дача там своя в Крыму?»

      Я, спокойно: «Да, и дом в Москве». (Дачу выдумала.)

      – Молчание. —

      Мой защитник: «А смелая вы, погляжу, мадамочка! Да разве теперь в эдаких вещах признаются? Да теперь кажный рад не только дом, что ли, деньги – себя собственными руками со страху в землю закопать!»

      Я: «Зачем самому? Придет время – другие закопают. А впрочем, это и раньше было: самозакапыватели: сами себя живьем в землю закапывали – для спасения души. А теперь для спасения тела».

      – Смеются, смеюсь и я. —

      Мой защитник: «А что ж, супруг-то ваш, не с простым народом, чай?»

      Я: «Нет, он со всем народом».

      – «Что-то не пойму».

      Я: «Как Христос велел: ни бедного, мол, ни богатого: человеческая и во всех Христос».

      Мой защитник, радостно: «То-то и оно! Неповинен ты в княжестве своем и неповинен ты в низости своей»... (с некоторым подозрением:)... «А вы, барышня, не большевичка будете?» Другой: «Какая большевичка, когда у них дом свой!» Первый: «Ты не скажи, много промеж них образованного классу, – и дворяне тоже, и купцы. В большевики-то все больше господа идут». (Вглядываясь, неуверенно:) «И волоса стриженые».

      Я: «Это теперь мода такая»[2].

      Внезапно ввязывается, верней – взрывается – матрос:

      «И все это вы, товарищи, неверно рассуждаете, бессознательный элемент. Эти-то образованные, да дворяне, да юнкеря проклятые всю Москву кровью залили! Кровососы! Сволочь!» (Ко мне:) «А вам, товарищ, совет: поменьше о Христах да дачах в Крыму вспоминать. Это время прошло».

      Мой защитник, испуганно: «Да они по молодости... Да какие у них дачи, – так, должно, хибарка какая на трех ногах, вроде как у меня в деревне... (Примиряюще:) – Вот и полсапожки плохонькие»...