style="font-size:15px;"> В этом тонком и болезненном юноше, в его быстрых, угловатых движениях, диковатых, а иногда просто нелепых ответах и предложениях он чувствовал человека совершенно иной породы, чем он сам. Юнцу – Бибиков это почувствовал с первой же минуты свиданий – можно довериться. Он пойдет на всякий риск, на любое сложнейшее, безнадежнейшее предприятие, он шутя рискнет своей головой, если только в случае удачи можно рассчитывать на какое-нибудь, пусть самое незначительное, продвижение по службе. Он честен, добр, горяч, но, пожалуй, нет такого жестокого, кровавого и просто бесчестного дела, которое он отказался бы взять на свою ответственность, если того потребует ближайший начальник. Поистине странное поколение, загадочное, чудовищные люди появляются и растут в конце осемнадцатого столетия!
И все-таки хорошо, очень хорошо, что он, подумав, тогда же согласился принять его на службу! Этому человеку, кажется, можно довериться.
Он сел в кресло и показал Державину на стул около себя.
– Итак, господин Державин, – начал Бибиков, всматриваясь в лицо молодого офицера. – Вот мы и в вашем родном городе. Для вас не секрет, конечно, что положение наше далеко не блестяще. Но надеюсь, что твердая решимость, – он стиснул кулак, – и меры быстрые и мудрые помогут нам восстановить попранную государственную справедливость.
Он говорил, всматриваясь в лицо молодого офицера. Нет, тот твердо выдержал взгляд. Лицо его не дрогнуло улыбкой, он не закусил губы. Этот юнец действительно верил в то, во что давно уж перестал верить его главнокомандующий.
– Приезд вашего превосходительства, – тихо и почтительно ответил Державин, смотря на Бибикова синими влюбленными глазами, – уже сам по себе победа важности величайшей. Дворянство, покинувшее город, вновь возвращается на свои разоренные пепелища. Слышно, что и злодеи, о великих ваших подвигах наслышанные, великим страхом обуяны и не знают с чего начать.
Подвиги Бибикова, которыми он гордился в молодости и которые старался забыть под старость, было подавление казанского восстания крепостных, вспыхнувшего десять лет тому назад. Восстание было задушено ловкой и умелой рукой. Главных зачинщиков забили в колодки и сослали в Сибирь, всех остальных для острастки пересекли и отпустили.
Бибиков ничем не показал, что ему неприятно это напоминание, наоборот, он улыбнулся открытой широкой улыбкой и, наклонившись, дружески дотронулся пальцем до плеча офицера.
– Так-то оно так, – сказал он тихо и доверительно, – да есть ли прямой прок от возвращения в город сих тунеядцев и трусов. И пусть бы себе бежали, не жалко. Прямая беда не в этом. Прямая беда в том, что у нас войска нет.
Они помолчали.
– Вы наше положение знаете? – спросил вдруг Бибиков.
Державин ответил не сразу. Бибиков отметил, что он колеблется и выбирает слова. Он знал, что сейчас начнутся советы, и торопил их. “Да ну же, ну же”, – словно говорил он Державину.
– От
