Да уж! Ты мне точно не поверишь…
– Но все же попробуйте? Вдруг я найду силы поверить. Порой излить душу случайному человеку – хорошее лекарство от скорби.
Сильвио смотрел задумчиво, затем спросил:
– А ты, наверное, как аптекарь, часто выслушиваешь исповеди?
– Я совсем недавно стал владельцем этой аптеки. Поэтому в качестве владельца аптеки – никогда. Но до этого – иногда приходилось.
– И точно, я бы тебе рассказал… Я испытываю странное расположение к тебе – словно встретил брата! Словно мы когда-то… в прошлой жизни, были друзьями. И эта старая аптека… Здесь так покойно, пахнет травами, старым деревом… Это как-то располагает к доверию. Но моя история настолько неправдоподобна и непонятна даже мне самому, что я и не знаю, – как о ней рассказать, ну как?
– Как есть, – Маттеус улыбнулся – может, свежий взгляд со стороны немного прояснит то, что вам кажется тьмой.
Сильвио кивнул, отпил глоток шоколада и собрался с духом.
– Знаешь, Маттеус, я так радовался тому, что в наш город прибыл герцог. Думал, будет весело. Ведь свадьба же. Карнавалы, шествия, развлеченья… Я был на балу – такая роскошь! Кстати, моя невеста там тоже была, и герцог оказал ей честь, пять раз протанцевав с нею… Мне даже показалось, что я заметил ревность его юной супруги – должен заметить, – он понизил голос, – между нами говоря, что новобрачная, сеньора Франческа Кармона, не очень красива, но, вероятно, обладает другими достоинствами…
Я фыркнул прямо в чашку с шоколадом. Отчего забрызгал свое белое меховое жабо. Знавал я это семейство в те времена, когда был маркизом! Да, они, безусловно, аристократы из аристократов, но вот затесался в их род кто-то из Габсбургов, отчего нижняя челюсть у всех потомков торчала вперед, а знаменитая нижняя губа оттопыривалась так, что не приведи Боже. Кстати, злобный нрав и склонность к коварным интригам тоже были фамильной чертой этой семейки. Значит, на этой родовитой красотке женился герцог? Мои соболезнования!
– И что же дальше?
– На четвертый день своего приезда герцог оказал мне честь и призвал меня к себе. Подумать только – я шел к нему, как на праздник! Я с таким радостным волнениям миновал анфиладу раззолоченных комнат, прежде чем попасть в его покои… Любовался на роскошные гобелены, и думал, что это лучший день в моей жизни. И вот, наконец, я предстал перед моим господином, исполненный благоговения: я чуть не плакал от счастья, что сподобился говорить с ним! Он спросил, готов ли я выполнить весьма непростое поручение своего сюзерена; я с восторгом отвечал, что готов служить ему любой службой. И вот тут-то он сказал мне, – Сильвио замолчал, приготовляясь перейти к чему-то неприятному, и сморщился, как от боли.
– И что же он вам сказал? – тихо спросил Маттеус.
– Он сказал, что его оскорбил некий человек, оскорбил тяжко. Он не пожелал мне сообщить, в чем суть оскорбления…
Сильвио сделал паузу.
– Даже
