что имелась у меня «молодого», сложил цифры на номере. Отдельно первые три, отдельно – вторые. Получилось два равных числа («Хм, богатым буду»). Поглазел на фонтан возле засиженного голубями памятника Поэту, прошёлся по Страстному бульвару, посидел в скверике на скамье… Короче, напитался советско-московским духом по самое не балуйся. Даже устал чуток от столь многого, увиденного и услышанного. Тяжесть в голове ощущалась конкретная – видимо, перегрузил-таки собственную «операционку». Можно сказать, перебрал. Или, скорее, завис.
В итоге на Савёловский вокзал я вернулся примерно в половине десятого. На электричку, отправляющуюся в 21:25, увы, опоздал, а следующую пришлось ждать более получаса. Правда, опять лобненскую – везет мне сегодня на них, уже третья за день.
Народа в вагоне опять оказалось всего ничего. Пара «наштукатуренных» до умопомрачения девиц, благообразный, похожий на попика дед с котомкой, пьяненький мужичок затрапезного вида и я, «весь в белом», с комсомольским значком на лацкане пиджака.
Присел на крайнюю от входа скамью, поезд тронулся и… я даже не заметил, как задремал под мерный перестук вагонных колёс. Снилась какая-то чушь. Словно бы мы с женой прилетели на некий курорт, но вместо нормального отдыха принялись активно ловить инопланетных (!!!) шпионов. Один из которых был точь-в-точь наш конструктор Борис Маркович Кацнельсон, маскирующийся под Голову из гоголевской Диканьки. А второй – Руслан Амирханов, прячущий глаза под чёрными, как ночь, очками наподобие агента Смита из голливудской «Матрицы»… Действительно, полная хрень16.
Спал я, впрочем, недолго, около четверти часа. Проснулся уже в Бескудниково, когда состав ощутимо тряхнуло на стрелке. С трудом разлепив глаза, обнаружил, что публика из вагона куда-то исчезла. Видимо, вышли все на Окружной и в Дегунино. Встал, почесал затылок, выбрался в тамбур, поняв, что если продолжу сидеть, то вновь закемарю и очнусь, в лучшем случае, в Лобне. А то и вообще – в депо. Поэтому лучше, как водится, чуток постоять, чем объясняться потом с товарищами железнодорожниками и пилить на перекладных назад, в Долгопрудный.
Поезд замедлил ход. Чернота за окном и едва различимые во тьме массивы деревьев и зданий сменились ярко освещённым перроном. «О! Платформа Лианозово. Почти что добрался – дальше у нас Марк, следующая Новодачная».
Двери со скрипом разъехались, на тамбурную площадку заскочил какой-то кадр лет двадцати. В понтовой кепочке, расхристанной ветровке и с неприятно оценивающим взглядом из-под блёклых бровей. Зыркнув по сторонам, местный кент (походка у него была вихляющая, с вывертом) заглянул в салон, покрутил головой и, убедившись, что внутри никого, повернулся к мне. С неприятной усмешечкой, поблёскивая железной фиксой на передних зубах.
– Закурить есть?
«Да уж, ничто не вечно под Луной. Только музыка». Сколько раз за тридцать с копейками лет слышал эту произнесённую с разной степени наглости фразу про «закурить не найдётся»? Раз
