Потом они вспыхнули ярким светом, она вскочила и обвила его шею руками, восклицая:
– О папа, мой дорогой, дорогой папа! Почему ты приехал, пока я спала? Я так люблю поджидать твой приезд!
Лицо мистера Гибсона стало чуть бледнее, чем было. Он по-прежнему держал ее за руку, и теперь потянул на диван, и усадил рядом с собой, все еще не говоря ни слова. В этом не было надобности – она болтала не умолкая:
– А я так рано встала! Было так чудесно оказаться на свежем утреннем воздухе! Я думаю, оттого мне и сделалось сонно. Правда, какой замечательно жаркий день? Интересно – эти итальянские небеса, о которых все говорят, и впрямь синее того маленького кусочка, видишь – прямо между дубами – вон там?
Она вытянула свои пальцы из ладони отца и обеими руками повернула его голову так, чтобы он увидел именно тот кусочек неба, о котором она говорит. Ее удивляло его непривычное молчание.
– Есть какие-нибудь известия от мисс Эйр, папа? Как там у них? А что слышно про эту лихорадку? Знаешь, папа, по-моему, ты плохо выглядишь. Мне нужно быть дома и заботиться о тебе. Когда я могу вернуться домой?
– Я плохо выгляжу? Это тебе только кажется, гусенок. Я чувствую себя необычайно хорошо, и мне полагается выглядеть хорошо потому, что… у меня для вас новость, барышня. – Он чувствовал, что очень неловко справляется со своей задачей, но решил идти до конца. – Можешь угадать, какая?
– Как же я могу? – сказала она, но тон ее заметно изменился, она была явно обеспокоена, словно предчувствуя неладное.
– Видишь ли, любовь моя, – сказал он, снова беря ее за руку, – ты живешь в очень неудобной обстановке: девочка, растущая в такой семье, как наша, – рядом с молодыми людьми, – что, конечно, чудовищная глупость с моей стороны. Да еще мне приходится часто отсутствовать.
– Но ведь есть же мисс Эйр, – сказала она, охваченная растущим томительным предчувствием. – Славная мисс Эйр. Мне никого не надо, кроме нее и тебя.
– Все же бывают времена, как сейчас, когда мисс Эйр не может быть с тобой: ее дом не с нами, у нее есть другие обязанности. Я некоторое время был в большой растерянности, но наконец я предпринял шаг, который, надеюсь, сделает нас обоих счастливее.
– Ты собираешься снова жениться, – помогая ему, сказала она тихим, невыразительным голосом, мягко высвобождая свою руку.
– Да. На миссис Киркпатрик – помнишь ее? В Тауэрс ее называют Клэр. Помнишь, как она была добра к тебе, когда тебя там оставили?
Молли не ответила. Она не представляла себе, какими словами отвечать. Она боялась сказать что бы то ни было, боялась, что неистовый гнев, неприязнь, возмущение – все, что бушевало в ее груди, – найдет себе выход в криках и воплях или, хуже того, в горьких упреках, которые никогда не забудутся. Она чувствовала себя так, словно край твердого берега,
