в древние лета как нельзя лучше теперь, – такой гонец подобен человеку, доламывающему какую-нибудь дорогую вазу, которая была уже треснута.
Думы его были прерваны, – друг-жених, как и обещал, подошёл к нему сам и с доброй улыбкой взял его за плечо.
– Да не грусти, Михан, всё образуется. – сказал он, подсаживаясь, произнося эту шутку.
«Михан» опять натужно улыбнулся через каменную грусть свою.
– Ты, я смотрю, что-то совсем не в духе сегодня. – заметил толстяк. – Случилось чего по дороге что ли, или со своей поссорился?
– Да, действительно случилось.– ответил Миша. – Но ничего страшного, – так, ложечку дёгтя проглотил от вредного человека.
– Позвал бы его к нам – этого человека. Сказал бы: вместо того, чтоб вредничать, пошли лучше попразднуем. А? Хе-хе.
По этой фразе своего друга Миша понял, что тот в настоящем блаженстве, что он, может быть, и даже наверно, жил этим сегодняшним днём очень уже давно, и что наверно даже на войне ему этот сегодняшний день давал вдохновение.
– Ты с нами в ЗАГС поедешь? – спросил толстяк. А то смотри, это же всего-лишь формальность, – если у тебя настроения нет, то останься, подожди тут до вечерней кутиловки. Многие тут останутся.
Миша заикнулся было – уже слетало с губ слово о том, что не нужно бы и вовсе ехать в Загс, – да только не слетело и он ответил:
– Да что ты, как можно. Не уважаешь ты меня, а? Ха-ха-ха! – вдруг, как актёр, рассмеялся он действительно весёлым смехом.
Друг рассмеялся в ответ и встал.
– Ладно, я в дом. – сказал он. – Через полчасика отправляемся. Ты, кстати, пил уже? У нас тут, если выпимший, то можно за руль, – свадьбу не остановят. Но если не уверен, то скажи, – машину тебе обеспечу.
– Пока нет, но может ещё и выпью. – ответил Миша с интонацией ребёнка.
Толстячок ушёл и Миша снова насупился: что же делать? Миша стал представлять потенциальные последствия. Такой человек мог применить свои умелые к убийству руки хоть на кого, – да только наверно не применит ни к нему, Мише, ни к ней, его невесте, ни даже к самому себе, потому что уж слишком сильный духом. Наверно он станет пить впоследствии беспробудно…
Но сейчас – что сейчас? Он не поверит, он обвинит, что Миша наговаривает; а ещё если и сама блудница наврёт, что мол кристально честная, то тогда пиши пропала. Впрочем, после первого недоумения и самозащиты – защиты своего счастья – он, толстяк, таки поверит и тогда произойдёт страшная драма, от одного представления которой на душе у Миши ставало темно как перед грозой на небе.
Что же делать, что же делать, что же делать? Миша мысленно произносил эти слова, обращаясь почти что к самому Богу, или к судьбе, или к кому бы то ни было, – может к самому чёрту даже. И вот что произошло далее. Ответа не поступило и он, не имея другого плана, встал и ватной походкой направился в дом, чтобы сообщить всё, что имеет, а там будь что будет.
Слава
