мать-одиночка. Стресс ей не нужен. У неё и так слабое здоровье.
Удивление и надежда мерцают в мокрых глазах. Сердце болит от этих слёз.
– Нет уж, сама пойдёт! – всё же решает и делает по-своему. – Какой бы я хорошей ни хотела быть тёткой, но, милая, это врачебная ошибка! Я должна это сделать, несмотря на то что она моя племянница! Тем более, Август знает Камиллу в лицо! Оставь!
И всё же она выдёргивает свой рукав.
Зло топаю ногой, раздражённо цыкаю и смотрю в хрупкую спину тёти, которая стремительно несётся по коридору.
Плохо дело…
Кама ранимая. Может и расплакаться, особенно сейчас, когда гормоны берут верх. И ничего не сможет ответить Кёлеру.
Чёрт, и он ведь знает, как она выглядит…
И от этого становится ещё страшнее. Тревожнее.
Опираюсь ладонями о стойку.
Выравниваю сбившееся от волнения дыхание. Минутная паника заставляет задохнуться. Сжать от бессилия ладони в кулаки. Впиться ногтями в кожу.
И только потом прийти в себя.
Когда теряю контроль, единственное, что помогает мне – хоть какая-то боль.
Взгляд неосознанно цепляется за еле видимые полосы на запястьях.
Вздыхаю, одёргиваю задравшийся рукав рубашки и поворачиваюсь в сторону, когда вижу провинившуюся Лэнг и сестру. Та смирилась со своим положением, и понимает, что всю ответственность придётся брать на себя.
Они проходят мимо меня, но я не отстаю. Следую за ними. Из-за суматохи в коридорах никто меня не замечает.
И когда они подходят к кабинету, где их ждёт Кёлер, дёргаю ученицу за руку, отстраняя от двери. Благо она заходит последняя, и я успею оттащить её в сторону и зайти в кабинет сама.
Затихаю. Но ненадолго.
Тётя решает проверить Лэнг и оборачивается. Глаза медленно выскакивают из орбит. Чувствую на себе всю её злость, но ничего не могу с собой поделать.
Мне тоже страшно. Так сильно, что коленки трясутся. Если бы накосячил другой врач, я бы её никого не защищала. Но здесь… Протеже сестры. Вся ответственность ляжет на неё.
Всё будет хорошо!
В следующие минуты мы уже стоим в просторной палате вшестером. Он уже и юристов с собой двух притащил.
Плохо дело.
– Кларисса, оставьте нас наедине. Я поговорю с ними лично.
Сглатываю, потому что смелой я являюсь до тех пор, пока Логинова не мажет по нам соболезнующим взглядом и не уходит из кабинета.
– Вы понимаете, что вы сделали, когда доверили этой криворукой иглу? – начинает, когда в кабинете мы остаёмся впятером. Кама не смотрит в мою сторону, пока этот человек брызжет слюной.
Проглатываю все обвинения молча.
Я понимаю его злость. Точно также у нас погиб отец. По вине врачей. И от этого ещё хуже и обиднее. Потому что мы все втроём испытываем те же самые чувства, что и сейчас сын потерпевшего.
– Д-да… – сестра не пытается ничего
