тому же, – она постаралась повторить тон, – нежность в образе мне не нужна.
– Конечно, как скажете. С вас десять рублей, – женщина оставила попытки сделать «как лучше» и уступила.
– Благодарю, – Рудковски швырнула две пятирублевые банкноты на прилавок и выдавила из себя не то оскал, не то улыбку. Оружие это девушка использовала, чтобы замести следы, оставшиеся после грубых слов и резких замечаний. Сама она прекрасно понимала: улыбка ее скорее пугает, нежели располагает. Осознавала Катерина и то, что вне зависимости от ее намерений не нашлось еще за все двадцать лет человека, который смог устоять перед лукавыми ямочками – следствием столь излюбленного ею жеста.
Рудковски поспешно удалилась из магазина. Слишком расточительно с ее стороны провести там лишние пару секунд. Девушка высоко ценила свое время и ужасно раздражалась, когда из-за обстоятельств, от нее не зависящих, хотя бы минута уходила на ничем не занятое прозябание.
Возмущала Катерину и сама неподвластность такого рода случаев. Она не терпела вещи, повлиять на какие она не могла. Рудковски и только она должна быть во главе всего, за что бы она ни бралась.
Решительным шагом девушка перешла на другую сторону дороги, прошла мимо нарядно украшенных к Новому году магазинов и направилась в открытую месяца три назад кофейню – ее открытие стало невиданным потрясением для жителей столь небольшого городка, как Энгебург.
Первое время хозяевам едва ли хватало ведер, чтобы выплескивать воду от потока желающих попробовать новое. Люди приходили сюда если не за соблазнительными десертами, цена которых была неоправданно завышена, то хотя бы за чашечкой кофе. Уж кофе в «La clé» варили отменный.
Пребывание в заведении подобного рода превращало внешний мир во что-то отдаленное и нереальное, а трапезы растягивались на часы. Такой расклад выбил бы из колеи добрую половину горожан, привыкших занимать любую минуту «стоящим делом» и не желающих подстраиваться под новые порядки. Так, спустя два месяца после открытия ряды посетителей стали редеть, и теперь в кофейне едва ли насчитывалось больше пяти человек одновременно. Да и те не засиживались дольше получаса.
Эта данность явилась первопричиной зарождения к заведению светлого, но до этой поры так и не познанного девушкой чувства любви. Впрочем, в «La clé» Катерину манила не только возможность выпить чашечку отменного чаю. Не горела девушка и перспективой более продуктивной работы вне дома, где одни лишь оттенки стен мурчали о праздной лености. Однако каждые вторники и четверги, пронесись через город хоть татаро-монгольское иго, Рудковски упрямо брала свои книги, обшитый искусственной кожей блокнот и ноутбук и отправлялась в «La clé» – на первый взгляд, для глубокого дайвинга в непростую учебу.
Неясным для самой девушки оставался вопрос: училась ли она искусству перевода – заочной специальности в вузе, на какой Рудковски тратила жизнь, или мастерству создавать загадочный образ гостьи, ничуть не увлекшейся симпатичным бариста.
Катерина славилась натурой влюбчивой. Она легко западала на внешность, что влекло за собой какой-то предательский трепет. Впрочем, уже в течение недели тонкая пелена, пробить которую можно было одной нелепой или неуместной фразой, падала с ее глаз, и Рудковски снова и снова обманывалась в ожиданиях.
Заглянуть в заведение Катерина решила не сразу. Лишь когда кричать о нем стали на каждом углу, а фотографий оттуда не осталось только у Рудковски, девушка закатила глаза, тяжело выдохнула и, схватив сумку, быстрой походкой направилась в эпицентр массового помешательства. Решение это было основано не столько на любопытстве к новому, сколько на опасении упустить что-то важное, о чем, казалось, знают все, кроме нее самой.
Едва переступив порог новомодной кофейни «La clé», девушка тотчас же поняла поголовную ей одержимость. Не будь в кафе и предмета мебели, его атмосфера обволокла бы, как непроглядный туман, всяк сюда входящего; околдовала его и принудила возвращаться снова и снова. Так случилось и с Катериной.
– Добрый день. Будьте добры, чай с земляникой. Что? Да-да, без сахара, – Рудковски частенько делала вид, что по-детски терялась и не могла вновь собраться в присутствии тех парней, на каких она западала.
– Одну минуту, пожалуйста, – низким, приятным голосом ответил бариста, имя которого – «Генри» – предательски выдавал его бейдж на нагрудном кармане.
Катерина любила усомниться во всем, что ее окружало, что говорили люди и даже что видела она сама. Колебалась девушка и сейчас: удалось ли ей проявить кокетство или звучала она, как дерзящая откровенность? Случай был нешаблонный, и причина – в самой жертве, чье сердце Катерина вознамерилась покорить еще с ее первых минут в «La clé».
Девушка понимала: будь бариста коренным энгебуржцем, она с самого детства знала бы юношу если не лично, то, по меньшей мере, через скандальные сплетни. А значит, перед Рудковски открылся короб возможностей показать себя пареньку
