с всадником. И этот миг… Кто испытал хоть раз, вряд ли забудет.
У них был ещё один способ «приключиться», как называл это папа. Он вообще любил по-своему использовать слова, придавая им новый смысл.
Летом, когда было время и позволяла погода, они возвращались из главной конюшни не коротким «верхним» путём вдоль шоссе. А низом, по берегу моря.
– Не закатить ли нам гастроль имени Петрова-Водкина? – всегда неожиданно, на развилке спрашивал отец.
– Да-а! – радостно вопила Сашка.
– «Закатывать» в данном случае – от слова «закат»! – каламбурил папа, сворачивая к заливу. – Даёшь купание красного меня!
Они кружили по узким тропинкам, спускаясь к морю тряской рысью. Когда выходили на побережье, кони вставали как вкопанные, фыркали и мотали головами. Вокруг было столько воздуха, неба и воды, что даже Сашка дурела.
– Что, погнали?! – спрашивал отец.
– Погнали! – отзывалась Саша и первой поднимала Габи в галоп. Как обычно, не с той ноги.
…В тот вечер, который снится Саше два года, они как раз «закатывали гастроль». Спустились к морю и обнаружили, что солнце уже упало за горизонт, оставив после себя полыхающее пурпурное небо и розовый отблеск на тёмной воде, который катился к берегу ленивой длинной волной.
Сашка с папой пришпорили коней и помчались вдоль воды. Из-под копыт летели брызги – тёмно-красные в отсветах заката, похожие на зёрна граната. Отец бросил поводья и раскинул руки, обнимая ветер.
– Давай, Шуша! – кричал он. – Не дрейфь! Отпусти повод, не бойся!
Но Саша боялась. Мало ли что придёт Габи в голову? А вдруг испугается? Или понесёт? И повод не отпускала.
Они летели вперёд, обгоняя друг друга. Отец поддавался Сашке и отставал. Она сейчас это понимает. А тогда – нет.
– Ну, что? Кто теперь первый?!
– Я! – кричал отец, обгоняя.
– Нет, я!
Саша, не оглядываясь, вырвалась вперёд.
– А сейчас?! Скажи, па!
Отец не отвечает. Тишина за спиной бьёт ознобом по затылку. Саша оборачивается. Отца нигде нет.
Саша цепенеет, натягивая поводья. Они с Габи топчутся на месте, озираясь. Кругом темно, как будто над заливом опрокинули банку чернил.
– Папа, ты где? Па-ап?!
Вдруг из тьмы появляются кони – страшные, с выпученными от ужаса белками глаз, с чёрными дырами оскаленных ртов, с гривами, стоящими дыбом.
Бешеные кони мчатся на Сашу. Всё ближе и ближе. Яростно. Неотвратимо.
Отовсюду слышен оглушительный треск пожара. За крупами коней пляшут языки пламени, искрят бенгальскими огнями. Саша орёт:
– Па-а-па-а!
…И просыпается.
Мама нежно, но решительно трясла её за плечо.
– Саша, Сашенька, очнись!
Как
