которая спасла тебя. Знаешь, передают… и люди находятся! «Бывшей медсестре Ольге, живущей в Рязани… От бывшего лейтенанта Бориса Певзнера!» Она может услышать.
– Не может, – ответил отец.
– Почему?
– Она была навылет ранена в тот самый день. На «вылет» из жизни…
– Спасая тебя?!
– Нет, моих незабвенных друзей-товарищей, – вновь применяя фронтовую терминологию, что он делал часто, ответил отец. – Митю Егорова и Лешу Носкова. Они после… тоже погибли.
– Как ты узнал об этом? О ней? – спросила мама.
– Она лежала в том же госпитале, где я. На первом этаже. И прислала мне свою фотографию. Ольга Нефедова…
– Тебе? Лично тебе? Смертельно раненная?
– Лично мне.
– И где же она? Фотография?
– Я отдал потом, уже через год, в Музей боевой славы полка.
– Куда?! В музей? Она – тебе, а ты – в музей? – Анекдот не поверил своим ушам. На его сократовском лбу вновь почти заиграла гармошка. И он нарочито перевел разговор на прежнюю тему: – Итак, по числу Героев евреи – на третьем месте. Или на пятом… А интересно, на каком мы с вами месте по количеству населения?
Наша семья не знала.
– Может, на тридцать седьмом? – предположил Анекдот. – Фу ты! Какая неудачная цифра… Ну, на девяносто девятом. Иди в школу, Борис. И пусть твои дети гордятся!
– Они гордятся… – Мама обняла нас троих.
Складки на лбу Абрама Абрамовича разгладились.
– Знаете, есть такой анекдот… Подходит еврей к памятнику Суворова. И генерал подходит. Еврей, не выговаривая примерно двадцати букв из тридцати трех, спрашивает: «Это Суворов или Кутузов?» – «Суворов», – пародируя его акцент, отвечает генерал. «Что вы мне подражаете? – говорит еврей. – Вы ему подражайте!» Ты, Борис, вполне мог бы сказать этому директору: «Вы мне подражайте!» А что? Имеешь законное право. Но все же не говори: детей жалко.
Нет на свете ни одного нормального человека, который бы хоть раз не влюбился. Нет такого человека.
С разными людьми это происходит, разумеется, в разном возрасте. Со мной произошло в детском саду. На меня внезапно навалилось такое, чего я не испытывал более уже никогда. В шестилетнем возрасте я окончательно понял, что без Лиды Пономаревой жить не смогу. К сожалению, она в отношении меня к такому выводу не пришла. То есть пришла, но не сразу. Не так быстро, как мне бы хотелось.
Я должен был Лиду завоевать! И начал с того, что спрятал ее вишневое пальто с вишневыми пуговицами… И сам же его нашел. То, что спрятал, не было известно никому, а за то, что нашел, меня благодарила заведующая детским садом, а потом Лидины мама и папа. Таким образом, я потихонечку начал вторгаться в ее семью… Сама Лида не поблагодарила меня: она считала, что искать и находить ее вещи –
