красноватым, но никто не обращал на это внимания, как и на необычной формы фонари, красную мебель и своеобразные шпильки, торчащие из кое–как собранных волос девчушек. Это было чем–то неожиданно новым, как и шелестящая шторка, ведущая в другое помещение, состоящее полностью из разноцветных бусин. Это было настоящей диковинкой, но я сдерживался, чтобы не заворочать головой по сторонам от любопытства. Обычно такие вот подвалы редко отличались каким–либо разнообразием интерьера, чаще всего обычные мягкие до утопания в подушках софы, низенькие столы, заставленные бокалами и полными вазонами сигар и сигарет.
Но не здесь. Здесь все было так причудливо сделано, и теперь уже азиатские мужчины играли на каких–то странных инструментах совсем не похожую на нашу музыку. И, как ни странно, они мне нравилась. Веселила, как–то, хотелось улыбаться, но нельзя. Поэтому точно также аккуратно юркнул за господином Оливером в помещение за бусинами и чуть не поперхнулся от обилия разносортного дыма.
– Оливер, – воскликнул кто–то, и я даже порывался прикрыть господина Оливера, но тот так широко заулыбался и раскрыл объятья.
– Арчибальд!
Мужчины обнялись, наперебой спрашивая друг у друга о делах, пока некий Арчибальд был в отъезде. По разговорам было мало чего понятно, за исключением того, что господин Оливер очень рад видеть здесь Арчибальда. Он никогда так не улыбался, поэтому я немного присмотрелся к неизвестному, пытаясь запомнить его лицо. Обычное, чем–то смахивающее на лицо…
– Господин Оливер, – тихо обратился я к нему, вежливо склонившись к его плечу, – могу я задать вопрос?
– Да, спрашивай, – отвечал он в голос, словно ему было все равно на то, о чем они говорят.
– Этот некий мистер Арчибальд ваш брат?
Господин Оливер слегка отодвинулся от меня и повернулся в мою сторону с удивленным взглядом, а после громко засмеялся, распугав сидящих за круглым красным столом джентльменов.
– А ты первый, кто догадался, – пояснил он, а после повернулся к другим. – Представляю вам моего слугу – Гарри, – слишком неожиданно господин Оливер представил меня другим.
Под этими взглядами стало совсем уж неуютно, они пронзали насквозь, словно пытались проникнуть в самую мою душу и найти там что–то, нужное только им и по известной только им цели. Потемневшие от витавших в этом маленьком, совершенно не проветриваемом помещении, паров глаза вцепились в меня, словно я был куском свежайшего мяса для оглодавших хищников. Противное, липкое чувство, которое я давно уже не чувствовал, да и вряд ли бы когда–то еще захотел его прочувствовать. На душе тут же стало мерзко, но я промолчал и даже не скривился, лишь пробежался по лицам джентльменов, не узнавая никого, кроме…
– Снова тебя продали, а, вшивая ты собака, Уолтер?
Это был мистер Круч, и он был уже довольно пьян, хотя, даже не будь в его крови и капли алкоголя, он сказал бы тоже самое, наверное, даже с большей желчью в голосе,
