наградить – и таковой наградой становится мирская честь. Неслучайно дворянина «Юности честное зерцало» призывает больше всего беречь свою честь. В конце концов, репутация честного, законопослушного, выдающегося и т. д. – вот то, что может предложить государство придворному человеку. Но оно не в состоянии предложить ни святость, ни Царствие Небесное, потому что, существуя для управления людьми, ни святостью, ни Царствием Небесным не владеет.
Придворный мир становится не идеалом, а одним из возможных полюсов. На другом полюсе – непреходящие ценности, которые по-прежнему есть и важны, даже несмотря на то, что могут отнюдь не способствовать карьере. Чтобы как-то преодолеть разломанность мира, автор «Юности честного зерцала» и предлагает гендерное разграничение полюсов. Мужчина жертвует Богом ради государя, мирской чести и карьеры. Женщина жертвует карьерой ради Бога, семьи и вечных ценностей. Так или иначе, но гендерная модель, известная нам по классической литературе, восходит именно к публикуемому памятнику и проблеме, увиденной его автором-творцом.
Таким образом, перед нами два принципиально разных текста, которые нельзя оценивать в терминах, еще недавно популярных, – «прогрессивный» или «реакционный». Они рисуют человека в принципиально разных мирах. Если угодно, «Домострой» рисует человека почти как бы до грехопадения – и его мир целостный, центрированный вокруг Бога, стремящийся к финалу. В этом мире уже есть грех, но он не владеет человеком, более того, есть и уверенность в возможности его победить. Автор «Домостроя» как бы повторяет слова апостола Павла: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» [1 Кор. 15:55]. «Юности честное зерцало» рисует человека в принципиально ином мире – мире, где возможность быть с Богом «юридически» неотличима от возможности быть без Него. Но парадоксальным образом эта «юридическая» неотличимость наделяет местоположение человека неимоверной ценностью. Подобно свету, «который во тьме светит», в нарушение всей эксплицированной прагматики религиозно-женско-народный мир не оказывается вытесненным светско-дворянски-мужским миром. Более того, в контексте целого религиозно-женско-народный мир превосходит придворный, потому что именно его категории – девальвированные и переоцененные – наделяют хоть какой-то ценностью придворный мир.
При этом выбор, совершаемый героем «Юности честного зерцала», оказывается тем же, что и героя «Домостроя», только этот выбор более свободен, он лишен априорной мотивации.
Два текста дополняют и взаимно освещают друг друга, прекрасно прочерчивая исторический путь послепетровской России и исторический опыт минувшего XX столетия, столетия, в которое они оба оказались практически забытыми. Неслучайно линии от них идут ко множеству произведений русской литературы, в том числе таких авторов, как А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, В. А. Соллогуб, Л. Н. Толстой.
Домострой
Сильвестровский извод
Книга, «Домостроем»
