всего – главной проблемы. По имени Лариса.
Ларочка Трегубович росла ухоженной и избалованной девочкой. Других детей родителям Бог не дал, даже Лариса, по их словам, родилась у них скорее «вопреки», нежели «благодаря». Несколько беременностей закончились у Ларочкиной мамы весьма плачевно: первый раз она родила тоже девочку, но малышка не прожила и трех часов. Потом были подряд три выкидыша, и только спустя бесконечно долгих тринадцать лет совместной жизни судьба, наконец, улыбнулась чете Трегубович: на белый свет появился крошечный слабенький младенец фиолетового цвета, который невероятными усилиями врачей удалось вернуть к жизни.
Почти до пяти лет Софья Витальевна в самом буквальном смысле слова не позволяла пылинке упасть на ребенка. Гуляла Ларочка исключительно на маминых руках, ходить самостоятельно ей разрешалось только дома, и только на расстеленном на полу ватном одеяле, оберегающем ребенка от ушибов при неизбежных падениях. Дабы оградить дитя от всепроникающих микробов, одеяло дважды в день подвергалось температурной обработке: любящая мамаша ползала по нему на коленях с утюгом, обеззараживая детский полигон.
На игровой площадке во дворе Ларочка только с высоты маминого роста могла наблюдать за процессом появления из-под ловких Ирочкиных рук песочных пасочек, куличиков и неказистых замков. Самой прикасаться к песку было запрещено строго-настрого – как можно? в нем же миллионы микробов! Только на пятом году жизни Софья Витальевна стала иногда милостиво позволять дочери пройтись по дороге собственными ножками. Но только по асфальту и только цепко держа при этом за руку маму, готовую в любую минуту поддержать падающую дочь.
Очень медленно, по чайной ложке в год, Ларочке давалась некоторая свобода действий, однако обо всех своих перемещениях она непременно обязана была докладывать маме. Для ребенка это было совершенно естественно, и она делала это практически на полном автомате: собирались чуть повзрослевшие подружки перейти из беседки на скамейку под навесом, Ларочка тут же сообщала об этом маме, крикнув визгливо под окном: «Мам, я буду вооон на той лавочке!» И девочку поражало, как же Ирочка может передвигаться по двору, не докладывая матери о каждом своем шаге.
Стоит ли удивляться, что выросла Лариса человеком замкнутым, болезненно реагирующим на критику и невероятно, просто-таки патологически ревнивым и мнительным. К тому же при этих весьма сомнительных достоинствах Ларочка обладала более чем скромной внешностью: маленькая, худенькая сверх меры, какая-то скукоженная. На длинном узком лице выдавались широкие скулы, а любопытный нос хищно торчал вперед, вынюхивая чужие секреты. Единственное, на что не поскупилась природа, это волосы: Ларочкину головку венчала копна совершенно шикарных, пышных и шелковистых, с восхитительными кудряшками волос яркого соломенного цвета. Правда, с цветом Лариса начала баловаться лет в пятнадцать, побывав с тех пор не только брюнеткой, а перепробовав на себе и
