маме примерно такую, как сегодня поймал дедушка, – и ура, набрав «щука размером с ладонь», демонстрирую маме экран.
– Вот такую, мам.
– Что «такую»? Что вы ко мне пристали вообще? – с досадой отмахивается мама, мельком глянув на фоточку, где на широкой мужской ладони лежит махонькая полосатая щучка. – Ешьте давайте, остыло уже всё.
– Вот такую щуку дед сегодня поймал, я сама видела, – говорю громко и отчётливо, чтобы мама точно-преточно меня услышала.
– Ну, может… – бормочет мама и торопливо принимается за суп. – Хотя… Разве ж это щука…
Дедушка насупленно сопит, но всё-таки тоже берётся за ложку.
А я что-то вообще расхотела этот суп. Лапша тем более. Лапшинки мелкие, вёрткие, один в один как дедушкина наживка. Я вспоминаю Рину с удочкой, и опять к горлу подкрадывается утренний бутерброд, а ведь он, по идее, давно переварился.
Я отодвигаю тарелку и выбираюсь из-за стола. Ну то есть начинаю выбираться.
– Куда?! – говорят мама и дед хором. – А ну доешь!
– Не хочу!
– Да что же это в самом деле? – Мама опять готова взорваться, голос её недобро звенит.
Интересно, чего она всю неделю злая такая? Может, потому что отпуск в понедельник кончается?
– Ма, я правда не хочу. Жарко. Можно я вечером поем, ну пожалуйста?
– И суп? – спрашивает мама с подозрением.
– И суп. – Подозрение её, конечно, справедливо, но об этом позже.
– Ладно, иди! – вздыхает мама.
– Поешь хоть салату, – одновременно предлагает дедушка.
Ну вот… Салат я бы, может, поела, но теперь нельзя – мама будет думать, что я нарочно её злю, слушаюсь одного деда, и заново на него разорётся. У взрослых всё почему-то ужасно сложно устроено, даже обыкновенный обед на дачной веранде. Интересно почему?
Я ухожу за дом и там потихоньку рву себе с десяток клубничин покрупнее. Ещё одна дедушкина вечная байка – как он двадцать лет не мог запомнить название сорта «мице шиндлер». Он так часто об этом рассказывает, каждый день по несколько раз, что даже я запомнила, хотя название на самом деле – язык сломаешь. Вот эта «мице шиндлер» – супервещь. Жаль, что её пока совсем немного, не дозрела.
Пока полощу ягоды под огородным краном, я наблюдаю за котом фриков. Тот лезет под тёть-Олиной рабицей. Кот зловещий, огромный, толстый, вылитый главный мафиози в боевике, а под рабицей запросто проходит, хотя она почти касается земли. Как ему это удаётся?
И тут за рабицей, за тёть-Олиным участком, появляется знакомое белое платье. Рина! Вот и узнаем, к кому она приехала…
Рина медленно бредёт одна по Третьей линии, размахивает каким-то прутом, сбивая люпины, смотрит под ноги. Но, дойдя до калитки дяди Гены, вдруг останавливается, озирается воровато – и тянет за ручку. Дёрг, дёрг. В дачной тишине раздаются щелчки приржавевшего металла. Калитка, конечно, не поддаётся. Дядя Гена с женой в эти выходные на свадьбу поехали, я сама слышала, как
