style="font-size:15px;"> Чертова дюжина впечатлений о самом несчастном человеке
Работа в частной школе – это работа с несчастными семьями, которые, как известно, несчастливы по-своему.
Я совсем не считаю, что богатство разрушает душу, что деньги вредят, однако самые несчастные люди, которых я знал и видел, были богаты, а некоторые даже очень.
Бронзовую медаль получает Костенька – коренной москвич, сын владельца и дельца и алмазного тельца. Папа давал деньги (весьма увесистые), а Костенька хотел быть поэтом. Поэтом быть не удавалось.
Серебряную медаль получает знаменитый актер (не буду говорить его имя, потому что оно известно даже без фамилии). Было время, мы с ним коротко сошлись, коротко в двух смыслах: ненадолго и близко. Он хотел быть влиятельным, а влиятельным быть не удавалось.
И, наконец, золото получает школьник Оливер и его семья. Оливер хотел стать любимым. Не вся беда в том, что любовь бежала от него, беда, что за любовь он принимал властную вседозволенность и беспрепятственное удовлетворение всех его (жестоких порой) желаний.
“Уважаемые учителя! Как директор, я уже отсобеседовала мальчика. Очень хороший! Такой золотой класс у нас будет! Решение должно быть коллегиальным!”
На собеседование Оливер пришел в стиле «спорт», и это мягко сказано. Сел перед приемной комиссией вразвалочку. На колено самым неустойчивым образом поставил пачку чипсов. Вел себя так, чтобы, с одной стороны, удерживаться от прямого хамства, с другой, чтобы все в помещении ощутили свою бледную второстепенность.
В его чавканьи, в небрежном стряхивании крошек на пол, в движениях лица жевательных – все указывало на один вывод: брать нельзя ни за какие деньги.
Лучший вариант – отдать в кадеты, пока не поздно.
Анна Игнатьевна, молодая алгебраичка, высокая, как график функции y = x4, справлялась у него о задачах на построение. Сначала он улыбнулся, отер руки о бока с надписью имени фирмы спортивной одежды, уронил с колена чипсы и ответил: “А-ня, да не говори-ТЕ (он выделил ТЕ, как бы подчеркивая протокольность мероприятия, одновременно давая понять: вот закончится протокольность и никакого “ТЕ” тебе, Нюрочка моя худосочненькая, не будет!). Аня, да не говори-ТЕ, когда я жую, не слышно ничего”. Лицом изобразил сожалеющее превосходство, мол, тяжко тебе будет, если не подчинишься мне.
Беседа закончилась тем, что директриса отчитала нас как не вполне компетентных преподавателей. “При мне он так себя не ведет. Вы, Анна Игнатьевна, о чем его спросили?” “О задачах на построение…” “А он что ответил? “Что построение бывает в армии, на стройке и в Майнкрафте…” “Как-о-о-о-о-й ю-у-у-мор, кака-а-а-а-я э-ру-ди-и-и-и-ро-ван-ность!” – пела директриса по нотам банкнот, стоящих на пороге ее “крышесносного образовательного стартапа”, как она говорила сама.
Коллегиальное решение было совсем не коллегиальным, и Оливер попал в шестой класс. Чудовищных мучений стоили ему полтора учебных года, которые завершил он проклятиями, угрозами суицида и покушениями на настоящие уголовные преступления. А вскоре после ухода Оливера из школы сляжет его отец и быстро умрет
