ходит совсем плохо… Ребята всегда сажают её на ворота, чтоб была «при деле». Пашка всегда «защитник», он не должен во время игры далеко отходить от ворот.
Руки Ксюху тоже плохо слушаются, потому ворота приходится защищать всем телом. Вот Пашка зазевался… В такие мгновения она видит только летящий мяч и, каким-то лягушачьим прыжком, кидается на него. А мяч опять бьёт в нос! И опять мама будет жаловаться врачам на слабые сосуды, не ведая истинную причину частых кровотечений из носа. Первый, как всегда, рядом оказывается Пашка, краснея и виновато поглядывая на Лёху за пропущенный мяч. Потом подбегают остальные, растирают замусоленными носовыми платками кровь по девчоночьему лицу…
– Поиграем? – все вздрагивают и оборачиваются на голос, раздающийся над сомкнутыми головами ребят.
Это Сандро. Он из соседнего двора. Где-то на год он постарше Лёхи. В руке, под мышкой, у него кожаный мяч.
Тут взгляд Сандро упирается на перепачканную Ксюху. Лицо его приобретает довольно странное выражение… Удивление? Презрение?
– Но я с… – Сандро обводит ребят взглядом и понимает, что не сможет выговорить то слово, которое хотел сказать.
– С девчонками играть не буду, – цедит он.
Сколько проходит? Миг? Вечность? Лёха с Пашкой молчат. Все знают, если что, они уйдут втроём.
– А мы всегда ТАК играем, – раздаются голоса, – мы на команды давно разбились… Саш, ты иди в свой двор…
Ксения, занимаясь домашними делами, изредка поглядывает в окно. По улице с воплями носится детвора, среди которой и её шестилетний сын. Сейчас дети почти не играют в футбол… Жалко…
Его надо любить
Миллион алых роз
«Миллион, миллион, миллион алых роз…» – неслось по коридору необычного отделения городской клинической больницы Москвы. Ксения, с трудом продирая глаза, дотянулась до электронных часов с подсветкой. 01:37. Уснули только минут 40 назад! У Назико что-то с мочевым, приходилось бегать за санитаром каждые 15 минут.
Голос был мужским, чистым и, как показалось Ксении, знакомым. Она вышла в коридор и застыла в изумлении. По коридору в инвалидном кресле-коляске ехал Ванин Толя, распевая шлягер. Его крашенные в белый цвет волосы были покрыты пеплом и пахли палёным, лицо и руки перепачканы сажей. Он был почти в неглиже… Толя кивнул Ксении и широко стал улыбаться медсестре: «Моё почтение, Танечка! Вот я опять здесь. Будь добра, приготовь мне чашечку кофе и раздобудь сигаретку».
– Ну, Анатолий Иванович… В огне не горишь, в воде не тонешь… Сейчас уважу.
– Ксюш, ну, что глазёнки круглые-то? Из Склифосовского я… Курил, заснул, перина вспыхнула. Слава Богу, до телефона достал, пожарные быстро приехали, двери вышибли… А туда привезли, ожогов нет. Стали думать, куда меня деть, квартира ведь выгорела. Решили, что тут не выгонят.
– Толь, а что ты поёшь-то?
– Так живой! Хоть без дома теперь.
