это очень по-русски.
– Да, но только мы слишком много говорим о машинах. Почему?
– Потому что когда я вижу, как идёт с востока праворукий косяк с транзитными номерами и сияют фары, то на душе хорошо и крепко становится…
– От чего?
– Ну, от того… что у них охотский туман в багажниках… и что есть в этом какая-то… обратная правда…
– Поэтому ты их любишь?
– Я не могу объяснить… Я, может, даже не их люблю… а ими… Я раз гнал машину из Владивостока и где-то, не доезжая до Уссурийска… В общем, ночь, трасса, а впереди идёт старый рамный «краун», «кроун», как здесь говорят, задние фонари, длинные, парные лампочки в них, и вдруг от этих фонарей меня таким… чувством Родины обдало… что я чуть не заплакал. Такая она… странная… и лежит так понятно… и я подумал, что это наша земля делает их такими… и что подальше положишь – поближе возьмёшь. И ещё, что у вас там ничего не знают о России. Вам кажется, что чем дальше от Москвы, тем жизнь слабее, и сначала действительно вроде как провал, а потом начинается совсем другое. И оно, может быть, и скудней, и голодней, но как-то святей, крепче… и вы так далеко от всего этого, не по расстоянию, конечно, а по духу, что если вдруг какой-нибудь остров сорвёт с якоря штормом и поднесёт к устью Невы, то там его не узнают.
– Вот о чём фильм надо снимать.
– И как он будет называться?
– «Тойота-креста»… – Маша задумалась, – ну, «Тойота-креста»… и… и?
– И другие…
– А другие – это кто?
– Ну там, «короны», «чайзеры»…
– «Ниссан-дурачок-абсолют»… Другие – это мы. Мы же теперь другие?
– Совсем…
– Про что он?
– Про человека, который живёт на Енисее и гоняет в Красноярск машины из Владивостока…
– И знакомится с московской девушкой. И рассказывает ей про остров… как…
– Танфильева… А для неё это так далеко, что она не хочет ничего знать и уезжает. И он едет к ней в Москву… чтобы привезти ей немножко…
– Обратной правды…
– А она работает на телевидении. И очень любит ездить по магазинам на сытой немецкой машинке и собачиться с продавщицами…
– А-а-х! Как тебе не стыдно!
– И каждые выходные ходит в клуб. Там прозрачный зелёный пол и такая монотонная музыка, что кажется, ворочается ротор. И белые рубашки горят с лазерной яркостью в синем луче, и лица кажутся химическими и ненатуральными… А он едет и едет… и тюменские ребята, которым он не хочет платить, разбивают монтировкой фары, и на стоянке в Челябинске «камаз» сминает багажник, и оттуда вытекает охотский туман… и когда он приезжает в Москву, от машины ничего не остаётся, как у того старика от его рыбины. И сам он так меняется за дорогу, что…
– Что девушка становится ему не нужна… хм… Но ты всё равно приедешь за мной в Москву на белой «кресте»?
– Всё равно. А ты правда вернёшься?
– Правда. Если ты меня подождёшь… И не уедешь в Немуро… Ведь ты не хочешь,
