как раньше…
– Просто у меня до обеда выходной, и я выспалась… Я была в спячке.
– Хм… Я читал книжку про медведей… Про их жизнь… Ну там сначала вокруг да около… в общем, рассказывается, какие они могут быть…
– Опасные? – быстро спросила Маша своим говорком.
– Да. Ты первый раз так сказала…
– Как так? Как ты любишь?
– Да. Так… проворно…
– Как будто я хочу тебя поймать?
– Да. Про что я говорил? Про медведей… Про их…
– Недостатки…
– Хм… Да… Как они после берлоги в чувство приходят, отъедаются корешками всякими, шарятся по берегу, едят пучку…
– Что-о-о едят? – осторожно спросила Маша.
– Пучку… Траву такую… и как солнышко пригревает на косогорах. А потом описываются разные медвежьи дурачества, как они на щепе играют, ну и прочее. И подводится итог: сытый и отдохнувший медведь в общем… очень веселый и добрый зверь.
Раздался знакомый и тёплый носовой смешок.
– Хм… Да. А что ты собираешься делать сегодня вечером… совсем поздно?
– Не знаю…
– Я хочу пригласить тебя в гости… Мы… поужинаем? – и совсем тихо: – Ты приедешь?
– Я приеду.
– Теперь ты понимаешь, что такое сытый и отдохнувший медведь?
Он поехал на метро и, жадный на лица, путешествовал по ним, теряя дорогу и путаясь в пересадках, коридорах и галереях, переходящих в сверкающие палаты со стеклянными эскалаторами, фонтанами и кофейнями.
Он сел в тесный вагон, где ехали пластиковые девушки с густым и разовым загаром, глядящим из-под стыков штанов с куртками, которые угловато расползались, и съехавшие брюки открывали жёлтое пузико с колечком в пупе… С химическими волосами, будто мокрыми, склеенными то в твердые прядки, то в мелкую волну, то стоящие лучиками, жёлтыми с концов и тёмными к корням. С веками, то покрытыми густой серебрянкой, то салатовыми, как крылья капустницы, с неровной и шершавой пыльцой. С цветными губами, щеками, телефончиками. С приклеенными ноготками, то синими, то чёрными, то в точку, под божью коровку, а у одной, красавицы со снежными волосами – задумчивой и длинноногой, – льдисто-зелёные в крошечку-иней. Рядом с ней подсыхал крашеным ворсом идиот в питоньей коже с обтянутыми ляжками и бритой девкой под мышкой.
Женю вынесло на пересадке, протащило в холл на водосбор, где протоки расходились, и выкинуло на другую платформу. С Машиной стороны пришёл поезд – весь в изморози и с запотевшими стёклами. Из него табуном повалили молодые люди с гитарами и валяными колбасами на головах – не то помётом, не то погадками [3], не то пальмовой корой. Потом засиял свет на рельсах, и пришёл Женин поезд. Совсем новый и квадратный, он повёз его не по той ветке в какие-то Сити, и из них пришлось выбираться…
И снова была арка и высокий дом, и искажённый Машин голос в щитке с дырочками. И еле ползущий лифт, и пятый
Погадки – так называются отрыгнутые хищными птицами остатки пищи. Представляют собой свалянные из шерсти колбаски.
