Костяные пальцы тянутся к ней. Забирают. И ещё одну. Забирают. И ещё. И ещё много, много других. Забирают, забирают.
И такая работа идёт целый день. Если можно так сказать, конечно, ведь дней тут никаких нет.
Цок, цок – тёмный силуэт терпеливо шагает вдоль рядов.
И останавливается.
И замирает в замешательстве.
Потому что перед ним – маленькие золотые часики, не больше наручных.
Вчера их тут не было – вернее, не было бы, будь тут «вчера».
Костяные пальцы обхватывают часы и поднимают на свет.
На них написано имя заглавными буквами. Это имя – СМЕРТЬ.
Смерть опустил часы, затем снова поднял. Пески времени уже бежали в них. Он перевернул часы – чисто ради эксперимента, посмотреть, что будет. Песок продолжил струиться, только теперь снизу вверх. Другого Смерть и не ожидал.
Это означало, что, даже существуй тут «завтра», его отныне всё равно не будет.
В воздухе за ним что-то пошевелилось.
Смерть медленно обернулся и обратился к смутной фигуре, парившей во мгле.
– ПОЧЕМУ?
Тот ответил ему.
– НО ЭТО… НЕПРАВИЛЬНО.
Тот ответил ему: Нет, правильно.
На лице Смерти не дрогнул ни единый мускул – их всё равно там не было.
– Я ПОДАМ ЖАЛОБУ.
Тот ответил ему, что уж он-то должен понимать: жалобы бесполезны.
Никаких жалоб. Никаких жалоб.
Смерть поразмыслил над этим, а затем сказал:
– Я ВСЕГДА ИСПОЛНЯЛ СВОЙ ДОЛГ ТАК, КАК СЧИТАЛ ПОДОБАЮЩИМ.
Фигура подплыла ближе. Она отдалённо напоминала монаха в серой рясе с капюшоном.
Она ответила: Мы знаем. Поэтому разрешаем тебе оставить коня.
Солнце клонилось к закату.
Из всех созданий на Плоском мире самая коротая жизнь у мушек-подёнок – не более двадцати четырёх часов. Две самые старые мушки бесцельно кружили над рыбным ручьём, повествуя недавно вылупившимся о былых временах.
– Да, в наши часы солнышко уже не то, – сказала одна.
– И то верно. В старые добрые времена солнце было настоящее. Всё такое жёлтое, не то что это, красное.
– А ещё оно висело выше.
– Верно говоришь.
– А куколки и личинки уважали старших!
– И то верно! И то верно! – с жаром согласилась другая подёнка.
– Думается, ежели бы мушки в те времена вели себя получше, солнце не померкло бы.
Младшие подёнки уважительно внимали.
– А ещё помню, – сказала одна из старейших мушек, – кругом были поля, широкие, доколь хватает глаз.
Младшие огляделись.
– Тут и сейчас поля, – заметила одна из них, выдержав уважительную паузу.
– Да, но я помню времена, когда поля были лучше, – процедила старая подёнка.
– Верно! –
