брюками, пижамой, так этим и обходилась. Свой дом я уже любила. Он наполнится нами и будет достоин уважения.
Илья приволок топчан, поставили мы его посередине пустой комнаты, рядом положили ковёр и у нас образовалась спальня.
Как только мы на топчан постелили бельё, взятое напрокат из госпиталя, мы сразу стали топчан осваивать. Завалились на него, и пролежали целый день, благо это была суббота. Наш мир был уютным, добрым, полным мечты.
– Илья, ты никогда не рассказывал о своей семье. Матери, отце.
– А нечего рассказывать. Я сирота при живой матери. Мать развелась с отцом, когда мне было четыре года. Она нашла большого красивого лётчика и ушла со мной к нему.
– А отец?
– Отец жил в Риге, умер довольно молодым, я тогда был слушателем Академии. Меня вызвали к нему на похороны. Но я ничего внутри не чувствовал, как будто хоронил чужого человека.
– Ой, как грустно. Жаль, что ты не рос с отцом.
– Да уж. Лётчик меня не любил, вернее не замечал меня. Мать родила от него дочь, а лётчик потом её бросил.
– А как же она одна осталась с двумя детьми?
– Как? Мать у меня боец, конь с яйцами. Она главный невропатолог города Баку. У неё лечатся все шишки города, секретари райкомов, цеховики, торгаши. Так что дом наш всегда был полная чаша.
– Ну тогда можно тебя не жалеть. Ты рос в обеспеченной семье.
– Нет, ты меня жалей. В доме всегда был достаток, но не было тепла, нежности. Вот ты мне сейчас даёшь то, чего я был лишён. Ты нежничаешь со мной, мне с тобой покойно.
– Я не разу не слышала, чтобы ты звонил матери, или она тебе.
– А нам с ней этого не надо. Я уехал в Академию в семнадцать лет, и всё. Мать посчитала, что её миссия по отношению меня закончилась. Она занимается дочерью, всю любовь отдаёт ей.
– Я знаю, что кого в детстве не долюбили, тот сам потом любить не умеет. Не любить ребёнка это опасно.
– Меня любила моя бабушка. Я у неё рос до шести лет. Я был смыслом её жизни. У неё были большие груди, шестого или седьмого размера, потому что она родила двенадцать детей и всех их выкормила грудью. Так вот, она клала меня на одну грудь, и я так спал. Вот поэтому я так люблю женские сиськи.
– Фу, ну, что за «сиськи».
– А если серьёзно, я всегда жил бабушкиной любовью. Дед рассказывал, что когда мама меня забрала, бабушка брала мои рубашечки, нюхала их и выла в голос.
– Я тоже выросла с бабушкиной любовью. Родители всегда были заняты только собой. Да и были слишком строги и холодны со мной. Меня растили две бабушки.
– Вот, а теперь мы будем жить нашей любовью.
Пора было ехать в Ленинград за своими вещами. И ещё решать вопрос с разводом, заявление мой оскорблённый муж подал и дата суда была назначена. Надо там появится, а то развод затянется, и будет висеть надо мной как грозовая туча.
Больничные мои уже были моей
