во всей истории. Я не хотела врать тебе, но Виктор решил выдумать для тебя легенду: он не хотел, чтобы ты считала его плохим мужем и отцом.
– Какая я наивная, всегда так гордилась нашей семьей. А ее просто нет. И отец, неужели я ему безразлична? Неужели он не понимает, сколько слез я проливала каждую ночь, страдая от мысли, что меня не было, когда это произошло, – Соня залилась слезами, она упала на подушку и стала барабанить ее кулаком, – Ненавижу! Всех ненавижу! Всех! Твои отношения с отцом были для меня идеалом, тем, к чему стоит стремиться. Я думала, что такой должна быть настоящая любовь. А теперь я ничего не знаю. Получается, что ты даже не замужем за моим отцом? У нас не семья, а пыль. Нет, хуже! Дерьмо! – выругалась девушка, повергая в шок Наталью Геннадьевну, не привыкшую к бранным словам в их доме.
– Соня, ты не должна так говорить. Просто твой отец был молод, ребенок был для него условием в соглашении, а не желанным чадом, продолжателем рода. Возможно, скоро он поймет, что был не прав, объявиться, – голос мамы звучал неуверенно, она прекрасно знала, что Виктор относился к категории людей, которые не хотят иметь детей. Спутницу он себе выбрал, придерживающуюся того же принципа, – Может быть, он даже заберет тебя в какое-нибудь путешествие. Но сейчас для него важнее другие цели, вот и все, – женщина хотела погладить дочь по голове, но Соня оттолкнула ее руку, поднялась с подушки и спросила:
– А твой, Миша, если не ошибаюсь. Вы так и встречаетесь тайно?
– Да. Миша хочет, чтобы мы жили вместе, но я отказалась. Я видела, как ты переживаешь из-за отца, поэтому не хотела травмировать этой новостью. К тому же не хочу оставлять тебя одну. А жить с нами ты, наверное, сама не захочешь?
– Да. Интересно получается, – протянула девушка, пропустив последние слова матери мимо ушей, – Не знаешь, во что верить. Идеализируешь жизнь родителей, мечтаешь о такой же любви, а все оказывается пустым звуком.
– Ты сама попросила правды, – мама не знала, какие слова подобрать, – Знаешь, как тяжело мне было все эти годы вести двойную жизнь, я чувствовала себя актрисой каждый день играющей свою роль. Давно нужно было открыться. Но сначала ты была слишком мала. Пятнадцатилетний подросток, ты бы не поняла, осудила нас, да и сейчас, вряд ли, одобряешь. Я все ждала, когда ты утешишься, успокоишься, перестанешь так остро переживать. Но после возвращения из лагеря и этого известия, на тебя просто смотреть было невыносимо. Тебя словно подменили. Как будто часть тебя умерла. И это состояние не проходило. Поэтому мы с Мишей тебе ничего и не говорили.
«Она даже не подозревает, что все эти годы самой большой болью был не уход отца, который проводил все время на работе и был непрочитанной книгой, а разбитое сердце. Это и не мудрено, у нас никогда до этого момента не было откровенных разговоров».
– Хорошо, что, наконец, сказала.
