горячностью скрывалось нечто такое, чему трудно было дать точное определение и от чего баронет почувствовал смутную тревогу. Меж тем Люси по-прежнему стояла на коленях у его ног, чуть ли не ползала перед ним. Тонкое белое платьице разметалось по полу, светлые волосы падали на плечи, большие голубые глаза блестели в сумерках, а руки сжимали черную ленточку, словно та ее душила.
– Вы слишком многого от меня ждете, – повторила она.
– Люси, скажите прямо, я вам отвратителен?
– Нет, вовсе нет!
– Вы любите другого?
– Я никого не люблю, – расхохоталась она. – Никого в целом свете.
Баронет обрадовался, хотя смех девушки ранил его чувства. Помолчав немного, он нерешительно произнес:
– Что ж, Люси, я не буду требовать от вас слишком многого. Да, я старый романтичный болван, но если я не вызываю у вас отвращения и если вы не любите другого, то не вижу причин, почему бы нам не составить вполне счастливую пару. По рукам, Люси?
– Да.
Баронет поцеловал ее в лоб, после чего, спокойно пожелав доброй ночи, торопливо удалился.
Он поспешил уйти, глуповатый стареющий джентльмен, поскольку испытывал странное чувство – не радость, не торжество, а нечто вроде разочарования. Неудовлетворенное желание сдавливало сердце, будто он прижимал к груди труп – труп надежды, убитой словами Люси. С сомнениями, страхами и ожиданиями было покончено. Как и всякому мужчине его возраста, баронету пришлось довольствоваться тем, что его выбрали за состояние и положение в обществе.
Люси Грэм медленно поднялась по лестнице и вошла в свою комнатушку. Поставив огарок свечи на комод, она присела на край кровати и замерла. Ее бледное лицо не отличалось по цвету от белого покрывала.
– Конец моей зависимости, беспросветной тяжелой работе, унижениям. С прежней жизнью покончено. Все, что могло меня выдать, похоронено и забыто. Кроме вот этого.
Она сняла черную ленточку. Предмет, что она прятала под платьем, оказался не медальоном, не камеей и не крестиком. То было кольцо, завернутое в пожелтевший от времени клочок бумаги с многочисленными сгибами, покрытый печатными и письменными буквами.
Глава II. На борту «Аргуса»
Молодой человек бросил в воду окурок сигары и, облокотившись о фальшборт, задумчиво посмотрел на волны.
– Какая тоска, – промолвил он. – Голубая, зеленая, опаловая. Опаловая, голубая, зеленая… Красиво, конечно, но смотреть на них три месяца – это уж слишком, особенно когда…
Он не окончил фразу: на самой середине в голову пришла мысль, которая унесла его за тысячу миль отсюда.
– Вот обрадуется моя бедная малышка! – пробормотал он, открывая портсигар и с отсутствующим видом рассматривая его содержимое. – А удивится-то! Бедняжка! Ведь прошло больше трех лет – непременно удивится!
Это был мужчина лет двадцати пяти, со смуглым загорелым лицом и выразительными карими
