нам, – прохрипела Софья. Видно, все ж слезы вылились на божий свет.
Васька на прощание долго обнимал тетку, дурашливо, небольно дергал за косы Нюту, пел «воробушки мои» довольным детишкам.
Аксинья расцеловала племянника на прощание, подарила новые сапоги и отрез сукна. Софья зыркнула на нее, но слова против не сказала. Нужда и гордецов приучает выю склонять.
После встречи с братцем грустинка в Нюткиных синих глазах ушла.
– Матушка, знаешь, что Васька мне сказал? – не выдержала она.
– Что-то доброе, – улыбнулась мать.
– Ежели парень не слепец, так разглядит меня и рад будет женой назвать. И это, – она коснулась отметины на щеке, – вовсе не портит.
Аксинья уже сказала Третьяку, что надобно сделать, а слова дочкины лишь заверили ее: все правильно. Обиды старые лелеять – диавола кормить.
7. Овраг
Отчего-то этой зимой Аксинья не могла обрести покой.
Болезнь младшей дочки, отъезд Степана, бесконечная тревога, немощь старого Потехи, родичи, вынырнувшие из бурной реки прошлого, сваты, что отвергли Сусанну… Она только успевала утихомирить сердце, и вновь судьба посылала что-то, требовавшее ее вмешательства, раздумий, снадобий, слез и ночного вздоха: «Доколе, Господи!» На смену холодам вдруг пришло тепло, возмущенно таял серый снег, обращался в лед, и посреди странной хмури Аксинье было еще маетней.
Сейчас она сидела с Феодорушкой, яркие лоскуты в руках обращались в рубашку и юбку, льняная кудель вспучивалась полной грудью, а ленты отвлекали от тягостных дум. Дочка плела косицы из светлой пряжи – какая девка без них, пусть и тряпичная. Иногда просила мать поглядеть, все ли ладно, и вновь погружалась в работу.
– Люди Максима Яковлевича остановились на ночлег, – сообщила Еремеевна таким голосом, что Аксинья прервала работу и поглядела на служанку. – Дуня унесла хлеба, кваса. Окорок целый – оголодали в дороге, бедолаги.
Аксинья удержала вопрос, знала, что Еремеевна скажет о том, что тревожит ее. За эти годы они стали словно родные – об одном думали, одними словами говорили.
– С ними тот… – Старуха негодующе затрясла щеками. – Тот, что Нютку порезал. И глядит предерзко, да-а-а…
Аксинья уложила младшую дочь в постель. Ручонки той крепко сжимали новую мотанку, что еще хранила тепло материных рук.
– Богородица, отведи беду от головы Сусанны, – словно позабывши все молитвы, шептала то, что томило, о чем боялась и думать, а вот оно – пришло.
Илюха, сын Семена Петуха, несуразный мальчонка, ночевал под крышей строгановских хором, обшаривал наглыми глазами стены. А утром он встретит ненаглядную синеглазку, и мать будет ходить за дочкой след в след.
Не было несуразного мальчонки с узкими плечами и непомерно крупным кадыком. Не было.
Пред Аксиньей стоял ловкий парень – не в отца пошел – с лицом,
