набух ли ее клитор от возбуждения, нуждаясь в ласках и поцелуях.
А потом она хватает меня за пиджак и прижимается ко мне бедрами, ища приятного трения. Снова и снова.
– Зенни, – бормочу ей в губы, краем сознания понимая, что мы зашли слишком далеко от поцелуя, о котором она просила, а также чувствуя, что вот-вот кончу в свои брюки от «Хьюго Босс», если она продолжит в том же духе. Я ощущаю ее жар даже через слои одежды, ее бесстыдные движения намекают на то, что между ног она стала податливой и влажной.
Проклятье, я хочу это увидеть. Хочу увидеть ее киску. Мои мысли поглощены только безумным желанием хоть одним глазком взглянуть на нее.
– Я хочу увидеть твою киску, – хрипло заявляю я, приподняв голову.
– Мою… киску? – Она говорит это слово так, будто никогда раньше не произносила его вслух.
– Да. – Мой голос сейчас напряженный, полный отчаяния, и, черт побери, я никогда не испытывал такой агонии. Словно я на самом деле сгорю, если не получу желаемого, если хотя бы мельком не увижу ее скрытое от посторонних глаз местечко.
Зенни судорожно выдыхает, опуская руку с моего пиджака себе на подол сарафана, медленно задирая его до талии, пока я снова впиваюсь в ее губы, зарываюсь лицом в ее шею и целую каждый дюйм ее обнаженной над воротничком кожи. Я кусаю ее за ухо, за подбородок, нащупываю ее руку и помогаю ей задрать подол выше. Мы делаем это вместе, это запретное действие, это недозволительное откровение.
Ее запретное тело.
Это слово «запретный» вонзается в мой разум, вызывая во мне в равной степени всплески вожделения и страха. Потому что да, я не должен ее целовать, не должен молить, чтобы она показала мне свое самое сокровенное местечко, не должен накрывать ее руку своей, когда она скользит вверх по обнаженному бедру, но это безумно сексуально и в то же время безнравственно. Это подло даже для Шона Белла.
Плохо. Порочно. Скверно.
Перед глазами мелькает разочарованное лицо Элайджи, и я разрываю наши объятия, отступая на шаг. Зенни замирает, ее рот все еще влажный и приоткрытый после наших поцелуев, а в руке она сжимает задранный до середины бедра подол. Ее шелковистая темная кожа поблескивает на солнце, и, прежде чем она опускает сарафан, я замечаю проблеск белого хлопка между ее ног.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не застонать. Обычно я трахаю женщин, которые носят белье «Ла Перла» или «Агент Провокатор», но почему-то при виде этих простых хлопчатобумажных трусиков мой член пульсирует, оставляя влажное пятно на ткани брюк. Мне нужно отвернуться от нее, чтобы взять себя в руки.
– Шон?.. – неуверенно окликает она, и, когда я снова поворачиваюсь к ней, на ее лице отражается беспокойство, которое быстро перерастает в смущение.
Какого хрена я наделал?
– Прости, – бормочу я. – Мне так жаль. Мне… мне нужно идти.
И я ухожу так быстро, как только могу, заставляя себя не оглядываться на зацелованную до беспамятства монахиню,
