впечатлений. Седрик был поражен всем, что слышал. Мама несколько раз повторяла ему свой рассказ, пока он наконец все понял. Что-то скажет обо всем этом мистер Гоббс? Речь все шла о графах: дедушка Седрика, которого он никогда не видел, был графом; старший дядя мальчика, если бы не убился до смерти, упав с лошади, был бы со временем тоже графом; после его смерти второй дядя сделался бы графом, но он внезапно умер от лихорадки в Риме. После них отец Седрика, если бы был жив, унаследовал бы графский титул, но так как все они умерли и остался один Седрик, то именно он стал наследником всего дедушкиного состояния и после смерти старика должен будет получить титул графа, – а пока он только лорд Фаунтлерой.
Седрик побледнел, когда впервые узнал об этом.
– О, дорогая! – воскликнул он. – Я не хочу быть графом. Никто из моих товарищей не граф. Не могу ли я отказаться?
Но это оказалось невозможным. Вечером в этот знаменательный день, сидя у окна и глядя на маленькую тесную улицу, они долго разговаривали с матерью. Седрик сидел на скамеечке для ног в своей любимой позе, обхватив руками одно колено, лицо его пылало от напряженной работы мысли. Дедушка прислал за ним, и мама говорила, что он должен ехать в Англию.
– Я знаю, – сказала она, печально глядя в окно, – что твой отец пожелал бы, чтобы ты ехал, Седди. Он очень любил свою родину. Многого ты пока не можешь понять. Я должна тебя отпустить, иначе я поступить не могу. Когда вырастешь, ты это поймешь.
Седрик грустно покачал головой.
– Мне жаль расставаться с мистером Гоббсом, – сказал он. – Боюсь, он будет скучать без меня, а я без него. Мне всех жаль…
Когда мистер Хэвишем, поверенный графа Доринкорта, дедушки Седрика, присланный им за мальчиком, пришел на другой день, ребенок многое узнал от него. Но мысль о том, что со временем он сделается богатым, будет иметь много замков, парки, обширные земли, шахты и фермы – вовсе его не утешала. Он озабоченно думал о своем друге мистере Гоббсе и сразу после завтрака отправился к нему в лавку. Гоббса он застал за чтением газет и подошел к нему в большом беспокойстве, чувствуя, что все, что с ним случилось, будет тяжелым ударом для его друга; дорогой он обдумал, как объявить об этом.
– А! – воскликнул мистер Гоббс, увидав Седрика. – Доброе утро!
– Здравствуйте, – ответил Седрик и не полез, по обыкновению, на высокий табурет, а сел на ящик с сухарями, обхватив колено, и несколько минут молча глядел на Гоббса, так что тот наконец тревожно посмотрел на него поверх газеты.
Седрик собрался с духом.
– Мистер Гоббс, – начал он. – Помните, про что вы мне вчера утром говорили?
– Кажется, про Англию, – отвечал мистер Гоббс.
– Да, но что именно вы говорили, когда Мэри вошла?
Гоббс почесал в затылке.
– Мы, кажется, говорили о королеве Виктории и об аристократии.
– Да, – нерешительно произнес Седрик, – и про графов, помните?
– Как же, – согласился Гоббс, – мы немного задели их, не так ли?
Седрик сильно
