и рану обработать, вон кровь капает прямо на куртку у вас.
– И что ты такая правильная? Капает и капает. Переживу.
– Тогда давайте я до дома вас провожу?
– Мне на вокзал. Там ночевать буду, – заявил Малахов, быстро придумав, почему нельзя домой. – Меня хозяйка со съемной квартиры выгнала, задолжал ей за два месяца. Вот так.
– Как плохо, – с сожалением ответила она. – Знаете, а давайте я вам денег дам на травмпункт. Потом, как сможете, переведете мне по телефону.
– И что ж ты прицепилась, мать Тереза прямо! – оскалился Дима, довольный ее словами. – Сказал, пойду на вокзал, а ты иди, куда шла.
Он снова отмахнулся и, покачиваясь, пошел вперед неуверенной походкой.
Отчего-то Малахов на двести процентов был уверен, что девушка не уйдет сейчас. Ну просто не могла она уйти вот так, когда он выложил ей все свое «печальное настоящее». Если бы ей было все равно, она бы и раньше не подошла к нему упавшему, и не предлагала проводить до травмпункта.
Когда она снова поравнялась с ним и ее ладошка легла на его локоть, он даже не удивился.
– Погодите, молодой человек. Куда же вы на вокзал с раной на голове пойдете? Знаете что? Я здесь живу неподалеку. Вон в тех домах, пойдемте ко мне. Я вам хоть рану обработаю и заклею, чтобы заразу не занести. Пока вот можно снег приложить. – Она тут же наклонилась и, ухватив голой ладошкой снег, протянула ему.
Малахов снова остановился и еще раз внимательно оглядел девушку.
Ему отчего-то подумалось, что она явно запала на него, раз так пытается навязать ему помощь. И эти мысли ему понравились. Хорошенькая такая малышка, чистенькая, светленькая, милая. Было в ней что-то неуловимо доброе и хорошее. Видимо, он сразу это почувствовал, еще там, в вагоне.
– И что, поведешь к себе домой непонятного кого? Незнакомого мужика? Вот так, поздно вечером? – хмыкнул недоверчиво он.
– Это же ненадолго, я рану обработаю вам и перевяжу, и все. Зато я спокойна буду, что с вами все в порядке. Еще упадете снова.
Дима инстинктивно чувствовал, что все же понравился ей там в вагоне, раз она так переживала за него сейчас. Но показать этого не хотела.
– Клеишься ко мне, что ли? – вдруг спросил он, довольно улыбнувшись.
Испуганно вскинув на него возмущенный взор, она недовольно фыркнула:
– Дурак!
Быстро развернувшись, она пошла в другую сторону.
Ехидная улыбка тут же исчезла с лица Малахова. Он понял, что перегнул палку. Любая другая бы еще пять минут назад послала его куда подальше, а у нее было ангельское терпение.
Отмечая, как ее стройная фигура в зеленом коротком пуховичке и черных брючках удаляется, Дима понял, что будет полным идиотом, если сейчас же не догонит ее.
Он стиснул зубы. Нет уж! Он никогда ни за кем не бегал и не удерживал. Хочет идти – пусть идет.
– Но сейчас совсем другая история, – пошептал он сам себе.
Все же они не были любовниками или знакомыми.
