толща воды и неясные размытые образы.
– Где твой шрам?
В прошлом году в крохотной речушке, что стремительным потоком несла студеную воду среди сопок на Кекурском мысе жена ободрала пятку об острый край раскрошившегося камня. Рана заживала долго, а позже на ее месте остался длинный багровый рубец. В то же время пятки, высунувшиеся из-под одеяла, совершенны. Ровные, без мозолей, натоптышей и мелких сосудистых сеток. Это пятки младенца, а не пятки его жены – любительницы походов и приключений.
Вновь возвращается беспокойство, оставшееся от пережитого во сне кошмара. Похожее на зудящий комариный укус, оно ждало, когда на него обратят внимание, и теперь назойливо требует большего – провести по нему пальцем, ковырнуть ногтем или лезвием бритвы, – и обещая мгновенное облегчение.
Михаил неожиданно для себя понимает, что не может с уверенностью сказать, спит ли он или уже проснулся. Щиплет предплечье, с удовлетворением отмечая, как боль проясняет сознание. Два вдавленных полумесяца медленно багровеют, превращаясь в скобки, между которых заключена какая-то тайна.
Призрачное дуновение, приносившее в гостиничный номер запахи моря, плавящегося асфальта и кофе – жаркое дыхание лета, крепкими удушающими объятиями выдавливавшее из тела капли пота – стихает, словно кто-то невидимый отвел от него пылающую руку. А в следующий момент уже другие – ледяные – пальцы игриво гладят лицо, дают легкую пощечину и взъерошивают короткостриженые волосы на затылке.
Когда Михаил был ребенком, страшные сны вроде пережитого ночью, снились ему часто. Просыпаясь, он больше всего боялся, что ночной кошмар каким-то образом сможет преодолеть границы сна и вторгнуться в уютную, безопасную реальность, где все просто и понятно, где светит солнце, где есть любящая мать и всегда готовый прийти на помощь отец.
Несколько раз бывало так: ему кажется, что он проснулся, он встает с кровати, надевает тапочки и, протирая слипшиеся глаза, бредет на кухню, ожидая встретить на ней родителей. Но их нет ни там, ни в спальне, ни где-либо еще в квартире. Первоначальный интерес сменяется удивлением, удивление превращается в страх, и по монолитным стенам реальности, до этого выглядевшим устойчивыми и надежными, бегут первые ломаные линии трещин. Их сеть разрастается, стены крошатся, осыпаются, и на мальчика вновь набрасываются чудовища, преследовавшие его в сновидении.
Он подходит к кровати и замирает, вытянув руку. Стоит, не решаясь сдернуть одеяло с женщины, скрывающейся под ним.
Михаил вдыхает, но его грудь остается пустой. Воздух пресен и выхолощен. Ароматы специй, яичницы и кофе, доносившиеся из ресторана, запахи сухой травы и выброшенных на побережье водорослей – они выцвели и поблекли.
– Кто вы? – спрашивает он, но холодные объятия сжимают грудь, голос срывается, и он лишь жалобно сипит.
Над подушкой бабочкой вспархивает кисть с разноцветными ногтями. Следом показывается золотистый локон. Звучит
