глядя на трясущегося собеседника, неожиданно добавил: «И самое главное, ти должен запомнить, што говорить о товарище Сталине. А о нем ты после его смерти будешь говорить всякие гадости… Себя будешь примазывать к великому Ленину, а товарища Сталина великим ш-щчитать нэ будешь. Ти будешь с ним поступать так, как поступаешь сейчас в отношении бакинских товарищей… Послушай, я скажу тебе, почему белые проиграли эту войну… Когда у Колчака били одни победы весной 1919 года, у него под ружьем било более 130 тысяч солдат. А у Деникина – 65 тысяч, у Юденича – 11 тысяч. А в нашей Красной армии – полтора миллиона… Когда наступит осень 1919 года, наступит время побед Дэ-никина, у него будет почти 170 тысяч человек. А у Колчака останется менее 50 тысяч. У Юденича вообще 10 тысяч… Численность же нашей армии большевиков соста-вляла почти 4 миллиона… Па-анимаешь, в чем сила… ш-то наша армия была могучей?»
Сталин подошел так близко к Микояну, что казалось, – еще мгновение – и, будь он тигром, разорвет на части. Он словно зашипел: «Количества такого невиданного па-адъема виз-вано было действиями Троцкого. Это – психология, и никакой любви народа к большевикам и к Троцкому никогда не было… Повторяю: это психология толпы… Вся страна – царская Империя – превратилась в два чудовищных лагеря. Но если ти в эту сказку поверишь, то эта бу-дит брехня… потому ш-то в любом вооруженном конфликте большая часть всего населения, к кому бы она ни тянулась, остается инертной… И вот эту огромную массу Троцкий положил на лопатки… Он осуществлял тотальные мобилизации, массовые расстрелы, жестоким, искусственно насаждаемым голодом, и чудовищной пропагандистской обработкой неграмотного населения… ми-то хорошо знаем, что в наших партийных рядах идейных большевиков было 4 %, а более 20 % объявляли себя сочувствующими… И ми… знали их мотивы… почему они так сочувствуют… Троцкий создал массовую разруху, тем более ш-то только што закончилась Первая мировая война… Он сделал все возможное, штоби остановить проми-шленность, заглушил сельское хозяйство, которое би-ло лучшим в мире до 1914-го года. И от сельского хозяйства не отставала наша проми-шленность… А Белые армии были в основном добровольческими… И служить в нее шли люди, согласно своих убеждений… Любая мобилизация насильственными методами со стороны белых повернулась би против них. Применять же белый террор, как это делал Троцкий, а-ни не могли. Потому што этим самым они би перечеркнули сво-аи монархические идеалы, за которые они сра-жались и превратились би в ба-альшевиков. Это могли себе позволить только Махно, Дутов, Григорьев, Семенов, а-атаманы наши-и… А-ни словно падшие анархисты. Нэ признавали ни царской законна-сти, ни троцкистского правопорядка. Для них та же идея ва-азрождения России нэ представляла ценности. Ибо любое возрождение российской государственности возможно только чэ-рез законность. Ты же слышал, Анастас, ш-што атаманщину на-азивали белым большевизма-ам…»
Сталин глубоко затянулся и неспешно стал выпускать изо рта дым, наблюдая за сизыми облачными сгустками. Он
