И получилось уже не страшно, а просто громко, как в мегафон, и даже торжественно. А Лиза как ни в чем не бывало:
– Какой песочек горячий!
И я подключилась:
– А какая водичка теплая! Пойдемте купаться!
И так заговорили все великаны, и великанши, и великанские дети. Они смеялись и обсуждали, что дадут на обед и какое вечером будет кино. Так здорово! Один Шницер отмалчивался и шепотом объяснил:
– Я закашляюсь и всё испорчу. А давайте поднимемся в столовую? Там тоже есть панно.
И мы взошли по грандиозной лестнице, где каждая ступенька по отдельности, а в просветы между ними видно пространство внизу, как с дерева, когда лезешь с ветки на ветку.
Столовая оказалась, как целых два футбольных поля, только с колоннами. Там легко представлялись столы с белыми скатертями и с уменьшенными копиями великанов, которые с аппетитом едят. Картина на стене была – деревья, озеро, многоэтажные дома, подъемные краны. А великаны идут на фоне всего этого, взявшись за руки, и смотрят не на нарисованные пейзажи, а на настоящие – в окно.
– Тоже Головина работа, – сказал Ш. Волчку, а нам пояснил: – Я Данилу на экскурсию привел, показать советскую монументальную живопись. Как удачно, что всё сохранилось.
– А этих будем оживлять? – Волчку не терпелось еще поиграть! Дитя малое.
Но Л. не решалась:
– Они какие-то… смотрят непонятно куда. И не друг на друга, и не на нас. И о чем думают, непонятно.
– Те, внизу, лучше были, – согласилась я. – Эти идут неестественно – как будто земли не касаются.
Ш. не пойми чему обрадовался:
– Вот, даже ребенок заметил – где мастер вольно, по своему замыслу работал, а где по указивке сверху! Головин мне бумажку показывал – заказчик начальственной рукой эскизец набросал. Это они, Танечка, к светлому будущему идут так возвышенно. Но руководство на ура приняло, никакой иронии не усмотрело. А Головин на фон переключился. Видите, весь Белогорск, точный силуэт конца семидесятых – по фотографиям можно сверять.
И опять закашлялся. Стало его жалко, я даже на «ребенка» не обиделась. Л. предложила уже уходить – холодно, но Ш. вспомнил, что тут еще был кинозал. И как хорошо, что мы туда пошли! Потому что там чудеса, там леший бродит! На стене нарисованы избушка Бабы Яги, и дебри, и кот. Но главное – сам леший! Уже не нарисованный, а самый настоящий! Он в углу на пеньке сидел, сам похож на пенек. А когда мы подошли ближе, он и правда оказался корягой, причудливой такой, с руками и ногами. Посмотришь с одной стороны – и он на тебя смотрит маленькими глазками, заглянешь с другой – опять коряга. Вот это да! И Ш. говорит:
– Вот это да! – И торжественным, почти великанским голосом: – Вы видите одну из знаменитых корневых скульптур Глеба Головина – вот что вы видите! Они же все наперечет, по музеям! Надо же, где уцелел! И в каком отличном
