Вот обилие копий как раз и ввело ее в соблазн. Обидно было, что столько информации лежит без движения. Будучи особой совершенно непрактичной, Гурия разослала несколько экземпляров письмами знакомым в столицу. Те в ответ прислали несколько адресов крупных провинциальных институтов. Послала туда, но оставалось еще много копий, которые были розданы на днях рождения, отправлены голубиной и бутылочной почтой (одну такую бутылку мы случайно изловили из вод канала Волго-Балт), с гонцами из рук в руки, ямщиками, с нарочными, из уст в уста, посредством человеческого перемещения и прочее, и прочее… О статье заговорили, владельцы экземпляров сами начали производить копии, и дело пришло к тому, что в один прекрасный день Гурия Аркадьевна получила конверт со статьей и просьбой поставить автору необходимый диагноз. По логике вещей ей следовало бы теперь стать собственной пациенткой и начать бубнить при виде персонала «Все вы бегунки-егунки», – но кто бы взялся ее лечить, воспитывать и описывать? – Она этого не сделала. Она поступила иначе. Она сама пошла и виновато рассказала все, как было. Все рассказала: как она работала над статьей, и как ее не принимали к печати, и как она формулы писала задом наперед, и про интересный случай мании сверхценных идей о зерократии, и как коллеги просили копии ее обобщающих факты гипотез, и как они делали копии с копий и еще новые серии совсем неразборчивых копий даже на ротапринтах, – все сама рассказала как есть – и, улыбаясь криво, рассчитывая вызвать сочувствие, проронила смешком:
– Оху-ху…
С тех пор все ее речи начинались и кончались одним и тем же междометием.
Роман Владимирович Рыжов лежал у себя взаимозаменяемый как никто, а я шел по повестке. Я шел мимо перелицованных дворцов и выпотрошенных храмов умирающего прекрасного города, и в сердце моем звучали медные строки Аполлона Бавли:
На хладной территории Пальмиры
Еще стоят последние кумиры.
Усатая Зиновия Петра
Простерла к ветру метра полтора
Одной руки, наполнив воздух дланью.
Там Николай над рыцарственной ланью
Воссел скача на трех ее ногах —
Исаакий в медной каске в двух шагах
Почтительный как добрый губернатор
Глядит вослед как скачет император
(Но новый идол – маятник Фуко
Сам низок – хоть подвешен высоко
Бахвалится в нем плоскостью увечной
И сепетит качаньем бессердечный).
Поставленный от Павла Петр другой
Идет вперед намереньем благой —
Другое их намеренье благое
Примерно удалилось в Бологое…
Там полководцы медною четой
Охвачены мечтательной тщетой
Вперили взоры в суетны высоты
Что вместо Бога им сулят пустоты
Затем, что сбит за спинами их крест
С соборных башен одаль и окрест.
Их хрупкий
