Аттестат вышел неплохой, но без медали – все же сказалась первая четверть.
Что дальше? Авиация недоступна. Учиться, но где, а, главное, зачем? Карьера ученого – нечто абстрактное. Преподавать – не грело. Инженерную деятельность тогда просто не понимал. Устроиться на рядовую работу? Это у меня было – неинтересно, да и бесперспективно.
Все же решил поступать в университет на физико-технический, но особо не торопился.
Неожиданно встретил товарища по аэроклубу. Выяснилось, что его тоже не допустили к полетам по медицинским показателям, и он решил подавать документы в авиационный институт. При институте есть секции по всем летным направлениям, куда поступить гораздо проще. Это и сформировало мое решение.
Поступил без проблем. А 1-го сентября нас первым делом направили устраиваться на работу на авиационный завод – хрущевские эксперименты продолжались».
«Привет!
Первый курс пролетел незаметно. Посменная работа на заводе и посменная учеба в институте не давали расслабиться.
Бесцельное накопление знаний не увлекало, а вот на заводе было интересно. У меня был рабочий опыт, поэтому уже на третий день стал работать слесарем-сборщиком.
А потом был колхоз, после чего из студентов сформировали отдельный участок. Там я получил профессию слесаря-жестянщика. Появился неплохой заработок, воспринятый с энтузиазмом дома.
Освоившись, стал рационализатором. Вначале совершенствовал инструмент и приспособления, а затем добрался до техпроцессов. И когда мы с напарником стали выполнять план на 300—400%, нами заинтересовались.
Конечно, все лавры добровольно отдали мастеру, для которого стали находкой. Но и мы не остались в накладе. Нам присвоили звание Ударников коммунистического труда (тогда получить такое звание было непросто), да и наши заработки постепенно превысили 150 рублей в месяц».
«Привет!
Когда в конце лета увольнялись с завода, мастер предложил остаться. Аргумент был железный: выпускники ХАИ, во множестве работавшие на заводе, получали зарплату 120—140 рублей в месяц, а мои последние заработки уже дошли до 180—200. К тому же, в разговорах с инженерами выяснилось, что основная масса выпускников попадала на периферийные заводы, а остаться в Харькове – счастье. И это «счастье» было у меня перед глазами…
Интуитивно всегда чувствовал, что мое призвание – проектная или иная масштабная работа на уровне принятия решений. Копание во второстепенных деталях – не мое. Словом, на втором курсе вдруг стало грустно от безрадостной перспективы.
К тому же меня не приняли ни в одну летную секцию. Там уже была информация из аэроклуба. Кто постарался, догадывался. С горя еще раз прыгнул с парашютом (то был четвертый и, как оказалось, прощальный прыжок «с небес на землю»).
Оставалось разве что вспомнить детство и заняться авиамоделизмом. Благо, секция была сильной. Возглавлял
