ресницы. У него были чудесные длинные ресницы, загнутые и светлые, прямо-таки девичьи. Но красота эта была холодная. Трудно понять, что за ней скрывается.
Бармен поставил перед нами два бокала.
– Что это? – спросила я. Налито в них было явно разное.
– Попробуйте, – сказал он. – Вам понравится.
Он оказался прав – мне действительно понравилось. Напиток был густой и сладкий, как сироп. Согревал горло.
– Так на чем мы остановились?
– Собирались начать сначала.
– Ах да. Точно. Итак…
Он крутанулся на стуле и оказался лицом к лицу со мной.
– Итак, – повторил он. – А я вас видел. Вы только что пели. Это же вы были?
Я кивнула:
– Да.
– Надеюсь, вы не сочтете меня слишком назойливым. А то лезу к вам с разговорами, нарушаю ваше уединение. Если хотите, чтобы я отстал, так и скажите. Я отстану.
Я промолчала.
Он продолжал:
– Просто хотел сказать: мне очень понравилось. Голос ваш понравился. Вы прекрасно поете. Честное слово, просто прекрасно.
Я засмеялась.
– Вот спасибо! Как это мило.
– Нет, правда. Честно. Я серьезно говорю. Не смейтесь. Как вас зовут?
– Анна.
– Анна, – повторил он. – Я серьезно, Анна. Без дураков. Хотите совсем начистоту? Я и раньше вас здесь слышал. И да – погодите, не перебивайте, – да, я помню, что я вам сказал. Но это точно были вы, я уверен. И говорю вам совершенно искренне – мне понравилось, как вы пели.
Он улыбнулся и пожал плечами. Взгляд у него был пустой и невинный.
– Я уже сказал: я тот еще ценитель. Не особо в музыке разбираюсь. Но, не знаю, что-то в этом есть. В вас что-то есть. Словом – мне понравилось.
Сначала я думала, что он просто потешается, и пыталась придать своему лицу соответствующее выражение, чтобы он понял: я вижу его насквозь, просто подыгрываю. Но он продолжал: «Я уже несколько раз приходил, надеялся вас тут застать. Хотелось снова вас увидеть» – и неотрывно смотрел на меня, глаза в глаза, не бросая украдкой взглядов на мои губы, грудь или ноги, и постепенно я теряла уверенность в том, что раскусила его. Не знала, что делать с лицом. Его голос лился и лился, плавно и убаюкивающе, и я полностью сосредоточилась на его звучании, а все остальное стало ускользать: и чувства, и мысли – все отхлынуло, подобно убегающей волне.
Он между тем говорил о притяжении. О притяжении и химии – как магнит, говорил он, – и еще что-то о магнитах, и о моих глазах – да, точно, о глазах.
– Что-то в них есть такое… – говорил он. – Не могу этого объяснить, но что-то в них есть особенное, мимо чего не пройдешь. Я, конечно, не смогу описать, но оно есть, точно вам говорю.
Тут я заметила, что уголки его губ слегка приподняты и в глазах холодный, жесткий блеск, как у школьника, чей розыгрыш вот-вот раскроется. Напоследок он заявил: «Ваш голос, он, понимаете, он прямо-таки говорил
