вам. В письме Фрица Бича, которое было адресовано царю, упоминается об этом.
– Ну и что? Я здесь при чем? Это лишь ваши предположения.
– Нет, я точно знаю, что вы ее спрятали.
Старик с побелевшим лицом вышел из музея, хлопнув дверью. А между тем, Воронцов уже звонил своей знакомой женщине из ОГПУ и рассказывал о визите старика Штайнера. В ответ она произнесла:
– Полагаю, что старик имеет прямое отношение к наследию Мастера, поэтому он так болезненно переживает. Если бы у него была корыстная заинтересованность, то такие дорогие предметы, как пистоли в золотой и серебряной оправе, он бы не сдал государству. А вы, любезный Борис Алексеевич, никогда не узнали бы об этой находке.
– А Николай Серов, который слышал о секретах старика и на допросе признался в этом? – произнес Воронцов.
– Без наглядного подтверждения, то есть находки, это были бы лишь пустые слова, – ответила она.
– Возможно, вы и правы. Да, кстати, через неделю я уезжаю в Москву на конференцию, посвященную неразгаданной тайне тунгусского метеорита. На днях получил письмо с приглашением.
– Зачем вам это нужно? – осведомилась женщина.
– Там будут представители из Германии. Надеюсь познакомиться со сведущими людьми. Может быть, кто-то слышал о загадочной капсуле. Ведь ее следы тянутся из Германии.
– С трудом в это верится. И тем не менее пожелаю вам успехов.
* * *
На следующий день утро выдалось хмурое. С севера набежали тучи и закрыли все небо до горизонта. Пошел дождь.
«Даже природа плачет, провожая меня в дорогу», – подумал Генрих.
Он посмотрел на небо, потом на луг, на речку, на дом – все было родное, с детства знакомое. Здесь он провел всю свою жизнь, и на душе у него стало тревожно. Он глубоко вздохнул и произнес:
– Все! Прошла юность. Когда еще придется сюда вернуться?
Карл Робертович вызвался проводить внука до станции. На душе появилось волнение, и, еле сдерживая себя от нахлынувших чувств, Генрих запрыгнул в бричку и, обращаясь к деду, громко воскликнул:
– Поехали!
Старик дернул за уздечку, и бричка не торопясь покатила со двора. Лошадь уныло плелась по дороге, как будто понимая долгое расставание с хозяйским внуком. Генрих попросил деда свернуть к знакомой усадьбе. Подъехав к месту, Генрих вошел в избу. Анна сидела на кровати и вязала. Увидев Генриха, она произнесла:
– Значит, уезжаешь?
– Да, Анна, расставание неизбежно, но мы обязательно встретимся.
– Когда? – спросила она.
– Не знаю, может быть, через три года, а может быть и раньше.
Подумав немного, он добавил:
– Ты будешь мне писать?
– Конечно, буду! – тихо всхлипывая, произнесла она.
Генрих обнял ее. Нежные чувства переполняли его.
Карл Робертович ждал
