имея в виду посвятить себя науке археологии и изучению древних погибших цивилизаций южноамериканского континента.
Это было весьма увлекательно, но… Матвея в самое сердце поразило то, какой яростью пылали глаза собеседника, когда тот говорил о бомбе террориста, убившей Нину – и юноша искренне порадовался, что вовремя свернул с этой тропинки, не успев наделать непоправимых глупостей.
Между прочим, Казанков упомянул и о человеке, с которым им не раз доводилось сталкиваться в жестоком противостоянии – этот агент британских секретных служб, своего рода злой гений, не раз становившийся на пути троих друзей, и в особенности, «штабс-капитана», Вениамина Остелецкого, столкнувшегося с этой зловещей фигурой в самом конце войны, в Порт-Саиде, где тот организовал похищение секретной дипломатический переписки из резиденции германского посланника. Матвей, сопоставив услышанное с недавними событиями в Абиссинии начал догадываться, что речь шла всё о том же Ричарде Бёртоне – путешественнике, писателе и авантюристе, совмещавшем все эти увлекательные занятия с шпионажем в интересах британской короны. Ведь именно он заварил кровавую кашу в заливе Таджура, закончившуюся бомбардировкой форта Сагалло, морским сражением и гибелью сотен людей с обеих сторон конфликта. Что ж, подумал молодой человек, остаётся надеяться, что им-то с Бёртоном встретиться не придётся. С каждым оборотом винта «Смоленск» уносил их всё дальше от африканского континента, где и пребывает сейчас – Матвей в этом не сомневался – этот загадочный и опасный человек.
II
Северная Африка,
Испанское Марокко
Сеута
Небо над городом было бездонно-голубым, и редкие облака неторопливо плывущие на восток, со стороны Атлантики, отражались в глубокой средиземноморской синеве. Вода в гавани без морщинки, без складочки, словно расстеленный на столе парижского закройщика шёлк – лишь пестрят кое-где белые чёрточки чаек, да громоздятся на аквамариновой глади чёрные, тяжкие утюги боевых кораблей. На том, что ближе к берегу, взвились на мачте разноцветные флажки, звонко пропел горн. Спустя несколько секунд на втором корабле повторили сигнал – сначала поползла вверх по фалам грот-мачты гирлянда сигналов, секундой спустя ответил и горн – серебряной, рассыпчатой трелью с кормы, где бессильно свешивался в безветрии красно-жёлтый флаг, а ниже, под полукруглым балконом красовалась надраенная до предписанного военно-морским уставом блеска надпись большими позолоченными буквами.
– «Нумансия». – прочёл один из мужчин, сидящих за столиком на террасе кафе. – Если память мне не изменяет – флагман адмирала Нуньеса в сражении при Кальяо, состоявшемся без малого двадцать лет назад.
Говоривший целиком подходил под хрестоматийный образ путешествующего британского джентльмена – высокий, сухопарый, лет тридцати пяти-сорока,
