молча кивнула, прижимая к себе дочку.
– У меня ордер на обыск вашего дома, – сказал я. – Прошу извинения за причиненное неудобство. Пока мы не закончим, вам придется оставаться здесь.
Черноглазая Лейла презрительно фыркнула. Оставив женщин под наблюдением женщины-полицейской, я поднялся на второй этаж. Эрез ждал меня на лестничной площадке.
– В доме нет никого, кроме них. Ни Джамиля, ни Шлемиля.
Я отрицательно покачал головой:
– Быть такого не может. Наружное наблюдение…
– Вот пусть наружное наблюдение и ищет! – перебил меня капитан. – Мы уже обшарили все углы и шкафы. Его здесь нет!
– Значит, проверьте еще раз, и получше, – с подчеркнуто терпеливой интонацией попросил я. – Ищите, пока не найдете. Он не мог испариться…
В кабинете Джамиля уже рылись ребята из Шерута: перетряхивали ящики стола, искали тайники, просматривали бумаги. Увидев меня, они пожали плечами: мол, пока ничего особенного. Я присоединился к ним, хотя вряд ли мог бы обнаружить то, чего не нашли специалисты. Бросалось в глаза отсутствие Джамиля на семейных фотографиях, которые тут и там висели на стенах. Мать с покойным отцом. Лейла в окружении подруг. Хазима в свадебном наряде. Маленькая Асма на руках у Хазимы… Не было лишь самого Джамиля – ни на стене, ни на столе, ни в нескольких фотоальбомах, которые я пролистал.
– Он готовился к нашему приходу, – сказал один из ребят. – Слишком уж все чисто. Заберем на всякий случай компьютер, но вряд ли там что-нибудь будет.
Домашняя библиотека семьи Шхаде насчитывала сотни томов на арабском, английском и французском языках. Отдельный шкаф занимали книги на иврите – преимущественно по современной истории Страны. Биографии и мемуары политиков. Сборники аналитических статей. Воспоминания участников боевых операций и тайных переговоров. Монографии военных историков. Работы по политологии. Литературная критика. Сборники докладов Статистического бюро. Этот доктор филологии изучал нас самым пристальным и детальным образом.
Сам не знаю, что вдруг подтолкнуло меня снять с полки автобиографию Моше Даяна, но это именно то, что я сделал. Там-то она и лежала, забытая между страниц книги, – фотография Джамиля Шхаде с дочерью Асмой. По-видимому, снимок нравился ему больше других, потому и использовался в качестве закладки. Фотографу – возможно, жене – посчастливилось поймать момент предельно естественного и открытого контакта маленькой девочки и ее отца. Оба сидели в гостиной на все том же шитом золотой нитью диване, лукаво смотрели друг на друга и явно собирались разразиться хохотом от чьей-то особенно удачной шутки.
При этом выглядело абсолютно несущественным, кто именно из них пошутил – трехлетний ребенок или тридцатилетний мужчина; эти двое на снимке ощущали себя одним существом, вернее – двумя сообщающимися сосудами, полными взаимного понимания и любви. Потом, разглядывая эту фотографию, я всякий раз думал, что, если попросить разных людей описать ее одним словом, девяносто девять опрошенных из ста ответят:
