Я уже перекусил.
Укладывая купленные продукты, что – в холодильник, а что – в буфет, Марья Ивановна с негодованием думала: «Вот же подлец! Бедная дочка весь день пашет, а он по бабам шастает! Понятно же, что с любовницей говорил…»
Хлоп! Закрылась входная дверь. Зять ушёл. «Ну, погоди! – пригрозила вслед ему тёща. – Я тебе устрою! Заявись только вечером, я от тебя не отстану, пока не признаешься!» «Нет, это ты погоди, – остановил её голос рассудка. – Так ты ничего не добьёшься. Мужики ведь брехливые, он тебе с три короба наврёт. Ты же ещё и виновата будешь. Надо действовать похитрей – искать доказательства».
Когда вечером Надя пришла с работы, Марья Ивановна собиралась на курсы.
– Ты на занятия, мамуля? – спросила дочь.
– Ага. Сегодня у нас раздельные занятия. Сначала – мы, потом – они.
Дочь вздохнула:
– Значит, Павел поздно придёт.
– Да он и без курсов домой не очень-то спешит! Работать толком не работает, а всё время где-то пропадает.
– Он работает, мамуля. Внештатником в двух газетах. И временно в автомастерской. Его друг – хозяин этой мастерской. Сейчас Павел, в основном, деньги там зарабатывает. Ну, иногда за статьи что-то получает.
– А я и не знала, что он машины ремонтирует. («Ещё неизвестно, правда ли это? Может, он прикрывается этой мастерской, а дружок его выгораживает». )
– А ещё он бомбит иногда.
– Что-что?
– Извозом подрабатывает.
«Знаю я, как он подрабатывает и кого он бомбит», – подумала Марья Ивановна, а вслух сказала:
– Ты какая-то бледненькая. Небось, устала? Поешь хорошенько.
* * *
Ехать к Дому культуры железнодорожников нужно было с пересадкой. Три остановки на одном автобусе, потом две – на другом. Но Марья Ивановна не стала пересаживаться на другой маршрут и две оставшиеся остановки решила пройти пешком.
Погода была чудесной. Тепло, безветренно, солнечно. А на душе у Марьи Ивановны было тошно. И чем больше она жалела дочь, тем сильней ненавидела зятя. («Не умеете вы добро ценить, сволочи! Да что же это творится – приличного мужика днём с огнём не сыщешь! Не пьяница, так кобель – не кобель, так пьяница! Вот ещё одно ужратое сокровище ползёт!»)
Объективности ради надо признать, что идущее навстречу ей «сокровище» было слегка подшофе и не «ползло», а шло уверенной походкой. Но Марья Ивановна была слишком зла – ненависть ко всем представителям мужского рода, растущая в геометрической прогрессии, в той же самой прогрессии увеличивала их недостатки. Даже газета в руках «сокровища» свидетельствовала против него. («Сейчас придет, завалится на диван с газетой, а бедная жена крутись-вертись, готовь-прибирай!»)
От «ужратого сокровища» Марью Ивановну отвлёк газетный киоск. Покупая талоны, она сквозь стекло пригляделась к продавщице. Ба! Это же тёща с курсов –
