к безмолвной неподвижной фигуре, она держала палец на спусковом крючке и была готова нажать на него в любое мгновение. Правда, до сих пор она стреляла только по мишеням, но надеялась, что сможет и сейчас, если это будет нужно для спасения Дэвида.
– Кто вы такой? – спросила она как можно суровее. – Что вам здесь надо?
Она остановилась примерно в трех футах от человека, но в кромешной тьме мало что могла разглядеть, разве что рост – он был дюйма на два выше ее, то есть около шести футов. Головного убора не было, но ветер не шевелил волосы, очевидно, из-за короткой стрижки.
Поправив свободной рукой упавшую на глаза прядь, Сьюзен смотрела на незнакомца, удивлялась, почему он не отвечает, и лихорадочно соображала, как быть. И тут он заговорил:
– Я граф Уайверн, так что имею самое непосредственное отношение ко всему, что здесь есть. – Он немного помолчал и добавил: – Привет, Сьюзен.
Сердце у нее замерло, а потом заколотилось так, что в глазах потемнело.
О боже! Кон… Здесь, в самый разгар разгрузки контрабандного судна!
Одиннадцать лет назад будущий граф считал рейды контрабандистов захватывающим приключением, но люди меняются. Большую часть прошедшего времени он служил в армии, то есть был частью грозной силы блюстителей порядка.
Кое-как оправившись от шока, Сьюзен спросила:
– Как ты узнал, что это я?
– Кто еще, кроме тебя, решится разгуливать на вершине утеса в самый разгар контрабандистского рейда?
Она хотела было возразить, но поняла, что это бесполезно.
– Что ты намерен предпринять?
Она заставила себя вытащить из кармана пистолет – хотя, видит бог, выстрелить не сможет, тем более в Кона, – и как можно тверже сказала:
– Очень не хотелось бы в тебя стрелять.
И тут он бросился на нее, да так неожиданно, что она упала навзничь, ударившись о землю так, что дыхание перехватило. Пистолет отлетел в сторону. Он навалился на нее всей тяжестью и ладонью зажал рот:
– Никаких воплей!
Значит, он запомнил. Неужели все? Помнил ли, как лежал на ней – так же, как сейчас, – но испытывал удовольствие? Помнит ли об этом его тело? Тогда он был таким обаятельным, таким милым, с ним было так легко, но теперь он стал каким-то чужим, опасным и, как видно, не испытывал ни малейшего сожаления, швырнув леди на твердую, каменистую землю.
– Пообещай, что не будешь пищать, чирикать или как вы там еще подаете сигналы.
Она кивнула, и он несколько ослабил хватку, хотя и продолжал лежать на ней, прижимая к земле.
– Мне больно. Камень впился в спину.
Помедлив, он чуть сдвинулся в сторону, встал и, схватив ее за запястье, резко дернул к себе, поставив на ноги. Его руки стали жесткими и сильными. Странно, что она так хорошо помнит те две летние недели одиннадцатилетней давности.
А как не помнить? Он был ее первым
